От стагнации и кризиса – к социально-экономическому подъему России
28 июля 2021
Автор: Аганбегян А.Г
1. Исходная база: экономика и социальная сфера России в период стагнации и кризиса (2013–2020 гг.)
Стагнация в России возникла на «пустом месте», при наличии благоприятных условий – и внешних, и внутренних – для продолжения послекризисного подъема в 2010–2012 гг. Из 20 ведущих держав, представленных на мировом саммите, кризис 2008–2009 гг. в России был самым глубоким по падению валового внутреннего продукта (ВВП), инвестиций в основной капитал, вложений в человеческий капитал, по сокращению доходов федерального бюджета в 1,7 раза, уменьшению внешнеэкономической торговли (на 40% в сравнении с 20% в мировой экономике), по падению фондового рынка в 4 раза (в других странах – в 2–2,5 раза). Рекордную сумму затратила Россия на антикризисную программу – она составила 10,9% ВВП.Но Россия прошла этот кризис менее болезненно, чем другие страны, потому что в ходе кризиса благодаря индексированию заработной платы, увеличению пенсий реальные доходы не снизились, а конечное потребление домашних хозяйств и розничный товарооборот сократились примерно на 5–6% и восстановились в первый же послекризисный год – 2010-й. Благодаря эффективной антикризисной программе и активности Правительства РФ во главе с В.В. Путиным и Центрального банка (Центробанка) основныеэкономические и социальные показатели России
восстановились за 1,5–2 года послекризисного подъема (2010–2011 гг.), а в 2012 г., третьем году подъема, почти все докризисные показатели были превзойдены. Даже 40% сокращение внешнеэкономического оборота уже на втором году этого подъема было превышено, так как в 2010–2011 гг. объем этого оборота увеличивался по 31% за год.
Цена на нефть, основной экспортный то-вар России, дающий 55% экспортной выручки, в кризис снизилась с 95 до 65 долл. за баррель, а к 2011–2012 гг. увеличилась до 110–115 долл. за российскую марку Urals. В результате объем
экспорта достиг 523 млрд долл., превысив докризисный уровень более чем на 50 млрд. За 3 года подъема инвестиции в основной капитал увеличились на 26%, а ВВП – на 13%, превысив средние мировые показатели.
Темпы прироста экономики России достигли4% в среднем в год и были вдвое выше в сравнении с развитыми странами и втрое выше в сравнении со странами Евросоюза и Японии, где преобладала стагнация. И только развивающиеся страны во главе с Китаем и Индией увеличивали свою экономику немного быстрее, чем Россия.
В 2010–2013 гг., имея свободный доступ намировой финансовый рынок, предприятия и организации России заимствовали у иностранных инвесторов около 280 млрд долл., в связи с чем внешнеэкономический долг страны на 1 янва-ря 2014 г. достиг рекордной суммы в 730 млрд долл., в 1,4 раза превысив размер золотовалютных резервов. В предыдущие 5 лет этот долг значительно уступал объему золотовалютных резервов.
Особенно отметим рост благосостояния россиян. Их доходы превысили докризисные показатели на 10%, а процент бедных снизился до рекордного уровня, достигнув 10,4% населения. Ежегодно рос ввод жилья, приоритетно повышались пенсии и пособия. Россия преодолела 20-летнюю депопуляцию в 2012 г. и добилась естественного роста населения. Положительное сальдо миграции составляло 250–300 тыс. человек в год, что приводило к росту населения. Быстро снижалась смертность, продолжительность жизни повысилась до рекордного для России уровня, превысив 71 год. Ежегодно повышалась рождаемость и небывало быстрыми темпами снижалась младенческая смертность, по уровню которой Россия выдвинулась вперед. До минимума снизилась инфляция, впервые в 2012 г. составив в 5,1%. Ключевая ставка Центробанка поддерживалась на низком для того времени уровне – 5,5%. Быстро росли активы и объем кредитования российских банков и их взаимодействие с мировой финансовой системой. Россия достигла самых низких уровней безработицы. Всем казалось, что нас ждет последующее процветание.
Академия народного хозяйства и Высшая школа экономики при участии министерств и ведомств подготовили развернутую многотомную концепцию социально-экономического подъема до 2020 г., ряд ключевых показателей которых был включен в указы Президента РФ В.В. Путина от 7 мая 2012 г., где выдвигались вдохновляющие задачи, подкрепленные конкретными заданиями по экономике, уровню жизни, здравоохранению, образованию, жилищным условиям, развитию международных связей. Россия поддерживала относительно благоприятные для своего развития политические и экономические взаимосвязи с зарубежными странами, прежде всего с Евросоюзом, США и Японией, с одной стороны, при увеличивающейся доле внешнеэкономического оборота России с Китаем, где финансово-экономическое взаимодействие развивалось особенно активно.
И совершенно неожиданно вдруг на этомфоне с I квартала 2012 г. прирост ВВП стал резко падать и снизился в 7 раз к I кварталу 2013 г. (с 4,7 до 0,7% к соответствующему периоду прошлого года). Это отображено на рис. 1.
Рис. 1. Квартальный рост валового внутреннего продукта России с 2012 по 2020 г.
В 2012 г., несмотря на сокращающиеся квар-тальные темпы ВВП, годовой результат был позитивным – ВВП увеличился на 3,4%, инвестиции в основной капитал – на 6,8%, реальные располагаемые доходы – 4,4%.
А с I квартала 2013 г. в России началась стаг-нация. Прирост ВВП в 2013 г. составил всего 1,3%, втрое меньше, чем за годы предшествующего подъема. Промышленность и инвестиции практически не выросли, экспорт немного снизился, а финансовый результат предприятий и организаций страны уменьшился почти на 20%. Фондовый рынок, не достигнув предкризисного уровня, вдруг снова сократился, и на минимальном уровне оказалась рыночная капитализация ведущих российских компаний. Капитализация Газпрома, к примеру, сократилась с 369 млрд долл. в 2008 г. (3-е место в мире среди крупнейших компаний) примерно до 83 млрд долл. в 2013 г.
Стагнация началась за 1,5 года до присоединения Крыма, введения санкций против России и снижения по инициативе Саудовской Аравии и стран ОПЕК цен на нефть, что было направлено против возрастающей добычи сланцевой нефти в США. Реально эти негативные внешние условия сколь-нибудь заметно стали влиять на развитие российской экономики только с конца 2014 г.
Причина столь резкого перехода России от значимого социально-экономического подъема к стагнации – значительное сокращение главных драйверов роста – инвестиций в основной капитал и вложений в человеческий капитал по государственной линии. Предприятия и организации, контролируемые государством, вкладывали до половины всех инвестиций в нашу экономику. И за 3 года (2013–2015 гг.) уменьшили объем инвестиций на 26%. При этом государственные инвестиции сократились на 31%, в том числе в консолидированном бюджете на 23%. Инвестиции крупнейших корпораций, контролируемых государством (Газпром, Роснефть, РЖД, Ростехнология и Росатом), упали на 30%, особенно в Газпроме и РЖД. На четверть сократился инвестиционный кредит в основной капитал со стороны госбанков, которые к тому времени сконцентрировали у себя 2/3 всех банковских активов. В результате общий объем инвестиций в народном хозяйстве, несмотря на продолжающийся рост частных инвестиций в основной капитал, которые за это время увеличились на 10%, снизился на 11% в 2015 г.
Беда не приходит одна. Снижение инвестиций в основной капитал и вложений в человеческий капитал усугублялось начавшимся в кризис 2008–2009 гг. оттоком капитала из России в зарубежные страны, в то время как в 2006 и в 2007 гг. наблюдался значительный приток капитала в Россию – 125 млрд долл. за 2 года. Этот отток идет ежегодно, включая нынешний, уже 13-й год (2008–2020 гг.). Размер этого оттока представлен на рис. 2.
Рис. 2. Приток и отток капитала из России в 2006–2020 гг.
В 2008–2020 гг. суммарный отток капитала из России превысил 800 млрд долл.Как видно, за неполных 13 лет из России ушло больше, чем пришло, – 800 млрд долл. Заметим, что значительная часть инвестиций в основной капитал в предшествующие периоды в значительной мере покрывалась за счет иностранных инвестиций и заимствований у иностранных инвесторов. Теперь Россия лишилась этого источника, и поэтому внешнеэкономический долг резко сократился. Предприятия и организации оказались в труднейшем положении – в период стагнации они вынуждены были отдавать долги без возможности перекредитоваться. При этом, как известно, валютный курс рубля резко снизился. Если в 2010–2013 гг. доллар стоил 31 руб., то в конце 2014 г. он остановился на уровне 60 руб., а затем поднялся до 70–75 руб. и выше уже в 2020 г. Так что для отдачи долга в конвертируемой валюте российские предприятия должны были продавать намного больше товаров на рублевых рынках.
На рис. 3 показан впечатляющий рост общего долга России до начала 2014 г. и его резкое сокращение после введения санкций, поскольку Россию отлучили от мирового финансового рынка.
Рис. 3. Рост общего долга России до конца 2019 г.
Дефицит конвертируемой валюты из-за от-тока капитала преумножается и из-за того, что Минфин и Центробанк значительную часть валюты сами скупают на валютном рынке за рубли и откладывают их в неиспользуемые резервы. После того как на антикризисную программу в 2008–2009 гг. было использовано 211 млрд долл., объем золотовалютных резервов стал меньше 370 млрд долл. За 4 года стагнации правительство и Центробанк купили более 240 млрд долл., довели объем резервов до 610 млрд в 2020 г. Это способствовало снижению курса рубля и затруднило нашим предприятиям и организациям возврат средств иностранным инвесторам на обслуживание своих долгов.
На покупку валюты государство ежегодно затрачивало до 4 трлн руб., что примерно равно общему объему финансирования здравоохранения или образования всей страны. Ежегодно за эти средства можно было увеличивать инвестиции в основной капитал и вложения в человеческий капитал по 15% и более в год, что, безусловно, привело бы к возобновлению и даже ускорению социально-экономического роста. На эти средства можно было бы полностью устранить бедность, т.е. не иметь население, получающее доход ниже прожиточного минимума. Но эти жизненно важные задачи для населения России были принесены в жертву желанию Минфина и членов правительства сидеть на нераспечатанном «сундуке» с золотом и конвертируемой валютой, притом теряя ежегодно по 15–20 млрд долл. из-за 7% девальвации доллара по отношению к другим валютам.
Нехватка «длинных» денег, используемых на инвестиции, и в рублях, и в конвертируемой валюте по названным выше причинам привела к тому, что в России до предела сократились коэффициенты выбытия и обновления основного капитала. И основные фонды стали прогрессивно стареть. За 5 лет в России выбывает 3,5–4% фондов, 96% стареют на 5 лет, за последние 10 лет более 90% фондов состарились на десятилетие. А ведь до половины всего основного капитала – это активная часть фондов, машины и оборудование. Средний срок их службы достиг 15 лет – вдвое больше, чем средний срок службы в передовых странах. При этом 23% всех машин и оборудования работают свыше сроков их амортизации. Износ фондов приближается к 50%, а в ряде важных отраслей, например на транспорте, – к 70%. Понятно, что при такой устарелости и отсталости всей системы основного капитала, и особенно машин и оборудования, во многих отраслях мы вынуждены использовать давно устаревшие технологии, ибо смена технологий требует замены значительной части оборудования, основного капитала и крупных вложений, которых сегодня у правительства и бизнеса нет.
Устаревшие фонды больше простаивают, чем работают. Они обрекают соответствующую отрасль на низкую производительность труда, высокую энерго- и материалоемкость, сниженное качество продукции, низкую фондоотдачу, затрудняют или просто делают невозможным пере-ход к производству новой, более прогрессивной продукции. Для производства нужны новые технологии и новые фонды. Все это, естественно, тоже тянет экономику вниз и отвлекает от экономического роста значительные средства, которые нужны на ремонт и обслуживание отсталых фондов.
Существующая в стране налоговая система формировалась в годы повышающейся цены на нефть и газ. Доля нефтегазовой промышленности в создании ВВП – около 20%, а доля их в налогах и сборах для федерального бюджета – 40–50%. Поэтому, когда цены на нефть и газ росли, как это было в 2000–2008 гг., а также в 2010–2013 гг., доходы бюджета увеличивались быстрее ВВП. Когда цены на нефть и газ стали значительно снижаться (со второй половины 2014 г.), объем госбюджета начал отставать от роста ВВП. А поскольку Минфин и правительство проводят линию на сбалансированность доходов и расходов бюджета и предпочитают профицит даже в годы стагнации, расходы госбюджета из года в год стали сокращаться, если их посчитать в постоянных ценах. Соответственно, сокращаются и расходы бюджета на образование, здравоохранение, социальные цели, в том числе на пенсии из-за увеличения возраста выхода на пенсию. Это привело к сокращению человеческого капитала, сферы «экономики знаний», и в первую очередь ее основы – образования, что тоже негативно сказалось на темпах социально-экономического развития.
Еще один негативный тренд – неблагоприятные условия для ведения бизнеса в России, особенно для инвестиционной деятельности. К тому же в условиях санкций иностранные инвесторы резко снизили свои вложения в экономику России. И российские предприниматели, получая неплохие финансовые результаты (прибыль минус убыток), не вкладывают зарабатываемые средства в сколь-нибудь заметное увеличение инвестиций, а частично направляют эти средства на счета отечественных банков, где у них скопилось 30 трлн руб., и в еще большей степени вывозят средства за рубеж. По оценкам экспертов, за рубежом в настоящее время находится до 1 трлн долл., принадлежа-щих россиянам, в том числе 400 млрд долл. – в офшорных зонах. Например, в 2018–2019 гг. за 2 года финансовый результат всех предприятий и организаций страны увеличился в номинале на 72%, а инвестиции в основной капитал – только на 21%, номинальная зарплата – на 23%. В результате предпринимательский доход вместе с дивидендами вырос в 1,5 раза. Недостаточный рост инвестиций и заработной платы затормозил наше развитие.
Новым и возрастающим негативным трендом стал демографический кризис. С 2012–2013 гг. до 2016 г. перестала сокращаться смертность, мало выросла рождаемость, а с 2017 г. рождаемость начала катастрофически сокращаться и за 3 года (2017–2019) сократилась на 400 тыс. человек в год (по самым грубым подсчетам, с 1,9 до 1,5 млн человек). Это сокращение лишь наполовину и даже меньше связано со снижением числа женщин в фертильном возрасте. А более чем наполовину к этому привело снижение суммарного коэффициента рождаемости. Этот коэффициент показывает, какое количество детей в данном году смогла бы родить одна фертильная женщина в среднем. Данный коэффициент увеличивался до 2015 г., когда он достиг максимума – 1,777 (а ведь в начале 2000-х гг. он был меньше 1,2), с 2016 г. стал быстро сокращаться, и в 2019 г. снизился до 1,502. В результате смертность с 2017 г. каждый год начала превышать рождаемость. И вновь возникла депопуляция населения, т.е. его естественное сокращение за счет превышения смертности над рождаемостью. В 2019 г. размер депопуляции увеличился почти до 300 тыс. человек.
В 2017 г. положительное сальдо миграции смогло перекрыть размер депопуляции, и население страны немного выросло. А с 2018 г. начался негативный тренд снижения численности населения, так как депопуляция превысила положительное сальдо миграции, и численность населения страны в 2018 г. сократилась на 90 тыс. человек, в 2019 г. еще на 40 тыс. человек. В ближайший год нас ожидает катастрофа – население снизится, по прогнозам правительства, на 158 тыс. человек. Самое плохое что намного снижается численность населения в трудоспособном возрасте. За 5 последних лет она снизилась на 5 млн человек, и грядущий негативный тренд еще впереди. Поэтому возник заметный дефицит занятости в отдельных регионах страны. Идет отток населения из регионов, которые нуждаются в притоке занятости. Речь прежде всего о Дальнем Востоке и отдельных районах Восточной Сибири. Демографический кризис со все большим усилием тоже тянет экономику вниз к рецессии.
В период 7-летней стагнации (I квартал2013 г. – I квартал 2020 г.) во многом в результате санкций и отрицательного влияния падения нефтегазовых цен и сокращения экспорта в 2015 г. наступила рецессия. Она была небольшой в экономике – ВВП снизился всего на 2,3%, а в промышленности и того меньше. Это сокращение было перекрыто небольшим увеличением показателей в 2017–2018 гг. Однако инвестиции в основной капитал, и особенно накопление основного капитала (в системе национальных счетов), в годы стагнации заметно снизились. Немного снизился и объем капитального строительства. Однако ввод жилья сократился намного больше после достижения максимума в 2015 г. (было введено 85 млн м2). Оно сократилось до 75 млн в 2018 г. и потом немного приподнялось – до 79 млн в 2019 г. А в 2020 г. объем жилищного строительства опять рухнул.
В период стагнации, особенно в рецессию,реальные располагаемые доходы и розничный товарооборот на душу населения упали на 8,5–9,5%. Соответственно сократилось потребление домашних хозяйств.
В ходе стагнации число бедных, чей доход надушу оказался ниже прожиточного минимума, выросло с 15,4 млн в 2012 г. (10,4% населения) до 19,4 млн в 2016 г. (13,2%), а затем к 2019 г. их число снизилось до 18 млн человек (12,3%). Коэффициент фондов, характеризующий разницу в среднедушевом доходе 10% богатых и 10% бедного населения страны, в период стагнации немного сократился – с 16,4 раза в 2012 г. до 15,4 – в 2019 г. Коэффициент неравенства по доходам Джини тоже немного снизился – с 0,420 до 0,411.
2017 и 2018 гг. были относительно благо-приятными годами стагнации. В 2017 г. максимально снизилась инфляция – до 2,5%. А 2018 г. может считаться лучшим годом стагнации: ВВП увеличился на 2,3%, а инвестиции в основной капитал – даже на 5,4%. Причина этого не в действиях правительства, а в увеличении цены на нефть, которая сначала упала до 30–40 долл. за баррель в 2016 г., а затем вдвое повысилась. Соответственно резко вырос и российский экспорт, и это толкнуло экономику немного вверх.
А вот 2019 г. опять оказался одним из худших годов стагнации. Вдвое снизились темпы ВВП (до 1,3%), в 3 раза сократился прирост инвестиций в основной капитал (до 1,2%) и совсем мало выросли реальные доходы – всего на 0,8%.
I квартал 2020 г. по ВВП и инвестициям повторяет низкие показатели 2019 г., а по реальным доходам ухудшает дело. По отношению к I кварталу 2019 г. они составили 98,9%. На рис. 4 показана динамика основных экономических и социальных показателей стагнационного периода.
Рис. 4. Динамика основных показателей стагнационного периода
Со II квартала 2020 г. в России возник новый глубокий структурный кризис, связанный с коронавирусной пандемией, с одной стороны, и уменьшением выручки от продажи нефти и газа из-за снижения цен и сокращения объемов реализации, с другой. Этот двойственный кризис наложился на показатели и тренды 7-летней стагнации. Так что в качестве исходной базы, которой нужно будет достичь в результате преодоления кризиса, можно взять либо показатели 2019 г., либо более низкие показатели по инвестициям и доходам 2012–2013 гг. Все зависит от цели. Если во главу угла ставится сохранение действующих до кризиса тенденций и инерционное развитие экономики и социальной сферы, такую задачу легче решить, ориентируясь на восстановление в результате выхода из кризиса на показатели 2019 г. Но тогда мы опять из кризиса попадем в стагнацию.
Другой вариант – использовать преимущества кризиса, которые содержат встроенный механизм послекризисного «отскока» от дна и возможность, «перепрыгнув» стагнацию, от кризиса сразу перейти к социально-экономическому росту. Так было после кризиса 2008–2009 гг., когда ВВП в 2009 г. сократился на 7,8%, потом в 2010 г. поднялся на 4,5%, в 2011 – на 4,3%. А в 2012 г. он приподнялся еще на 3,4%, т.е. примерно на 5% превысив высший предкризисный уровень 2008 г. Ярче показатели по промышленности: она снизилась на 10,8% в 2009 г., только за 2011 г. поднялась на 8,2%, а в 2011 г. превысила докризисный уровень. И если ставить задачу возобновить в ближайшей перспективе социально-экономический рост, надо улучшать наши показатели по инвестициям в основной капитал и по реальным доходам, ориентируясь на высшие достижения 2012–2013 гг.
Отдельным странам Европы, особенно Греции, Португалии, а из крупных стран Италии не удалось из кризиса 2008–2009 гг. перейти к устойчивому экономическому росту, как это сделали Германия и США. Указанные страны оказались в стагнации с высокой безработицей, сниженными доходами населения, обремененные огромными долгами, с банкротящимися предприятиями. Но они были членами Евросоюза, и руководство этого Союза, особенно Германия, оказали им значительную помощь. И они сумели с большими трудностями, частичными лишениями спустя несколько лет выйти из стагнации и начать подниматься «с колен».
Россия – огромная страна, и никто не поможет ей выйти из стагнации. Скорее, наоборот, с помощью санкций ее пытаются задержать и по возможности опустить вниз. Поэтому нам надо рассчитывать исключительно на собственные силы и взаимовыгодное сотрудничество с Китаем, от которого тоже вряд ли можно ждать одностороннюю помощь.
Сегодня нам выдался уникальный шанс под-хватить «отскок» экономики от кризисного дна, вложив значительные средства в экономику и развитие социальной сферы и добиться уже в 2022 г. начального прироста ВВП в размере хотя бы 3%. С 2025 г., приложив дополнительные усилия, можно будет перейти на устойчивый рост экономики, как минимум, по 4% в год. Трудно преодолеть застой и добиться хорошего результата с самого начала. А дальше будет легче, потому что социально-экономический рост приносит дополнительные средства и легче воспроизводить рост, чем выходить из стагнации. Ведь 3% рост экономики, скажем, в 2022 г. прирастит наш ВВП примерно на 3,5 трлн руб., которые могут быть направлены на дополнительные доходы. Они поднимут платежеспособный спрос и будут стимулировать дальнейшее развитие. Значительные средства нужно направить на финансирование главных драйверов, обеспечивающих этот рост, – инвестиции в основной капитал и вложения
в человеческий капитал («экономику знаний»).
Самое важное – изыскать начальные анти-кризисные средства, достаточные для перехода к социально-экономическому росту. Само это не произойдет. Если продолжатся негативные тренды, возобладает сила инерции, а в развитие будут вкладываются, как сегодня, небольшие порции денег в решение отдельных задач, не будет комплексного вдохновляющего плана, мы опять окажемся в стагнации. После достижения, по-видимому, только в 2022 г., уровня 2019 г. последующий социально-экономический рост ежегодно составит 1,5–2,5%. И опять мы окажемся в стагнации с риском в любой момент перейти к рецессии, поскольку не преодолены силы, тянущие нас вниз, – отток капитала, стареющее оборудование, негативы демографического
развития, незаинтересованность бизнеса в использовании в России «длинных» денег, при невозможности их крупного притока из-за рубежа прежде всего из-за санкций.
После глубокого спада экономических и социальных показателей в апреле-мае 2020 г. началось довольно энергичное движение вверх и в июне, и в июле (табл. 1).
Таблица 1. Динамика спада экономических и социальных показателей в 2020 г.
Примечание. Верхняя цифра – в процентах к предыдущему месяцу; нижняя цифра – в процентах к соответствующему периоду 2019 г. Жирным шрифтом выделены минимальные значения месячных показателейв кризис 2020 г.
Кризис наступил в апреле и достиг днав мае 2020 г. Худшим стал II квартал. В июне минимальное значение, равное майским показателям, достиг только грузооборот транспорта. Единственный показатель, который постепенно ухудшался до июля включительно, – общая численность безработных, которая в этом месяце достигла максимума – 4,7 млн человек в сравнении с 3,2 млн (4,3%) год назад. Рекордно, в 4,6 раза, увеличилось число официально зарегистрированных безработных, достигшее 3,3 млн человек, в то время как еще в марте до начала пандемии их было около 730 тыс. человек.
Три основных показателя рассчитываются только поквартально. Они показаны в табл. 2.
Таблица 2. Поквартальные показатели 2020 г., в % к соответствующему периоду 2019 г.
С июня, когда самоизоляция во многом была устранена, началось заметное улучшение показателей. Медленнее всего после 10% падения в мае восстанавливается промышленность. Народное хозяйство в целом восстанавливается
быстрее. С 10–11% падения в апреле-мае оно в июле достигло 6% сокращения. Самым быстрым образом набирает обороты розничная торговля, которая просела на 23% в апреле, но в июле уже почти достигла уровня соответствующего периода 2019 г.
Как ни странно, строительство сократилось меньше всех – всего на 3% (май). Через месяц, уже в июне, а потом и в июле оно практически вышло на уровень 2019 г. Иначе обстоит дело с вводом жилья. В апреле было введено на 36,5% меньше, чем в соответствующем месяце 2019 г. Но потом с каждым месяцем показатели улучшались, и в июле отставание от соответствующих данных 2019 г. составило 15%.
Коронавирусная пандемия больше всего сказалась на сокращении доходов граждан. На 8% в среднем за II квартал сократились их реальные располагаемые доходы. Число бедных приросло, согласно выборочным обследованиям, на 20–30%. На мой взгляд, здесь недостаточно учитывается обеднение мигрантов, значительная часть которых являются нелегалами, и неформально занятых, которых наша статистика плохо учитывает. По оценкам экспертов, в пике этого кризиса число бедных превысило 25 млн человек. В то же время разница между бедными и богатыми, по-видимому, немного сократилась – с 15–16% в предшествующие годы до 13–14%.
Насколько быстро будут восстанавливаться доходы, зависит не только от восстановления объемов производства, но и от проводимой политики, ведь прибыльность предприятий и организаций в период кризиса значительно снизилась. И вряд ли предприятия сами будут быстро восстанавливать сниженные доходы. Они предпочтут растянуть этот период. Наше государство жестких мер здесь пока не принимало. Оно выплачивало пособия по безработице, при котором большая часть безработных, а это во многом кормильцы семей, не получали даже прожиточный
минимум, поскольку размер нашей безработицы предоставляет прожиточный минимум только при максимальной выплате – 12,1 тыс. руб. в месяц. А минимум безработного пособия составляет немногим более трети этого минимума –4,5 тыс. руб. Столь низких пособий по безработице я не нашел ни в какой другой стране.
В ведущих державах мира пособия в 3–5 раз выше, чем у нас.
Что касается нефтегазового кризиса как составной части ситуации 2020 г., он не сильно повлиял на доходы и безработицу. Но зато оказал существенное влияние на снижение экспортной выручки, объем валового внутреннего продукта и особенно на доходы госбюджета. Из 20 трлн руб. доходов федерального бюджета нефть и газ при прежних ценах приносили 9 трлн руб. В апреле эти доходы снизились в 3 раза, так
как цена за баррель упала с 71 долл. в апреле 2019 г. до 18,2 долл. по марке Urals.Но затем после принятия соглашения по сокращению добычи нефти на 20% стран ОПЕК+, включая Россию, которое начало действовать с мая, средняя цена за баррель нефти поднялась до 30 долл. мае и превысила 40 долл. в июне. Но к середине сентября она опять снизилась до 40 долл. На октябрь фьючерсы на нефть торгуются ниже 40 долл. Так что эксперты предсказывают размеры цены на нефть в размере 40–45 долл. и сохранение цены до 45 долл. в 2020–2021 гг. Напомню, что в 2019 г. средняя цена нефти в России была 65 долл.
Кроме того, мы вряд ли восстановим прежний уровень экспортной продажи нефти, так как спрос на нее сокращается из-за кризисной ситуации, а также в связи с электрификацией транспорта, использованием альтернативных источников электроэнергии, борьбы против загрязнений и т.п. Я думаю, что к концу 2022 г. мы сможем производить 85, максимум 90% от прежнего уровня.
Цены на газ снизились вдвое, и спрос на газ может вырасти в связи с его экологичностью и расширением потребления прежде всего в виде сжиженного газа с гибкой колеблющейся ценой.
Так что доходы федерального бюджета от нефти и газа, по-видимому, сократятся на 3 трлн руб. Доля нефти и газа в федеральном бюджете с 45–50% снижается до 30%. О цене на нефть по 65, а тем более 110–115 долл., как это было до 2014 г., придется, по-видимому, забыть. Во всяком случае в обозримой перспективе.
Поэтому наш экспорт вряд ли в ближайшие несколько лет восстановится до объемов, превышающих 500 млрд долл. В лучшем случае он остановится на уровне 400–450 млрд. Перекрыть экспортные доходы от нефти и газа в ближайшие 2–4 года России нечем. Экспорт других продуктов несопоставим по объемам с нефтью и газом. Импорт же быстро восстанавливается, и положительное сальдо внешнеторговой деятельности России резко сокращается. Так что развитие этой сферы вряд ли существенно нам поможет выйти из кризиса 2020 г.
Прежде чем перейти к вариантам перспективного развития, оценим возможное сокращение экономических и социальных показателей страны в кризисном 2020 г.
ВВП, по-видимому, сократится в районе 5%,накопления в основной капитал – 8%, вложения в человеческий капитал («экономику знаний») – 5%, численность безработных вырастет официально на 2 млн, а фактически – миллиона на 4. Численность бедных тоже официально вырастет, может быть, на 2 млн, а фактически – до 5 млн. Из 19 млн индивидуальных предпринимателей и мелкого бизнеса останется в лучшем случае 15 млн реально работающих индивидуальных предпринимателей и мелкого бизнеса, а этот сектор пока обеспечивает 20% всего производимого ВВП. Дефицит бюджета составит 4,5–5 трлн руб. в 2020 г.
Россия находится в благоприятном положении по сравнению с другими странами, которые более жестко проводили самоизоляцию, останавливали работу целых отраслей, и их ВВП сократится больше, чем в России. Из крупных стран Европы ВВП сократится как в России на 5% только в Германии. Во Франции, Испании и Италии он снизится на 10–15%, а в Великобритании на 20%. В США он сократится, по оценкам, не менее чем на 10%. Из стран мира в лучшем положении Китай, где ВВП не сократится, а увеличится на 1–2%. Но в Индии, где пандемия находится в разгаре, ВВП существенно снизится, как и в Бразилии.
На дальнейшем росте экономики России крайне негативно скажется повышенная смертность населения в 2020 г. Ни один кризис ни к чему подобному в последние 50 лет не приводил. В первом полугодии численность умерших в России увеличилась по сравнению с соответствующим периодом 2019 г. на 58 тыс. человек. В то время как в предшествующие 3 года, за 2017–2019 г., смертность снизилась на 90 тыс., т.е. по 30 тыс. в среднем в год. Так что если бы не было кризиса, то с большой вероятностью смертность у нас была бы, по оценкам, не менее чем на 100 тыс. человек ниже, чем будет в 2020 г.
Во что обойдется стране такое увеличение смертности, среди которых значительная часть трудоспособного населения? Какова цена человеческой жизни? Есть разные оценки. Если ориентироваться на иностранную методологию, принятую в развитых странах, то можно принять цену человеческой жизни, рассчитанную в Финансовом университете при Правительстве РФ, примерно за 48 млн руб. По моим более скромным подсчетам, не ориентируясь на цену человеческой жизни в 2 млн долл. в развитых странах Европы или 6 млн долл. – в США, а ориентируясь на наши доходы, расходы, на возможный ущерб, который наносит в России смерть человека, в рыночных ценах, а не по паритету покупательной способности, это будет в районе 15 млн руб. По опросам населения, они оценивают жизнь в 5–6 млн руб. А реально у нас выплачивается, если человек гибнет, обычно в районе 2 млн руб. Но в последнее время есть и случаи выплат до 5 млн руб. На какой бы цене жизни вы ни остановились, ясно, что 100 тыс. умерших – это как минимум триллион рублей. Я думаю, что темп социально-экономического развития России из-за такой смертности в перспективе ежегодно будет примерно на 1% меньше в ближайшие годы, чем мог бы быть.
Мы много пишем, говорим, гордимся данными о низкой смертности от коронавируса, которые у нас официально публикуются. Недавно была приведена вся статистика умерших людей, имеющих коронавирус. Хотя 2/3 умерли от других причин, как считают медики, такой смертности в прошлые годы, когда не было пандемии коронавируса, не было и не могло быть. Значит, все-таки коронавирусная пандемия значительно повлияла на рост смертности. Было опубликовано, что только с апреля по июль у нас умерли среди людей, у которых выявлен коронавирус, 39 тыс.
человек. В то время как официально от коронавируса на эту дату умерли немногим более 17 тыс. Важны глобальные, общие, а не частные показатели, определяющие наше развитие. А представьте, сколько сотен тысяч семей попали в разряд бедных, из-за того что у них умер кормилец. Ведь всего в России в прошлом году умерли 1,8 млн человек, а в этом году умрут примерно 1,9 млн. И сколько среди них кормильцев семей, на деньги которого эта семья в основном и жила… Ведь у нас ежегодно умирали в лучшие годы 480 тыс. людей в трудоспособном возрасте. А в этом году, наверное, умрут на многие десятки тысяч больше.
Подчеркнем, недостаточно восстановить до-кризисный уровень 2019 г. Нам нужно в ходе восстановления экономики и социальной сферы ориентироваться на более высокий уровень 2012–2013 гг., а главное – заложить основы, чтобы преодолеть или хотя бы смягчить те негативные тренды, которые тянут нашу экономику вниз. Только возместив потерянный уровень инвестиций в основной капитал, вложений в человеческий капитал, размер доходов населения и платежеспособного спроса, которые ранее были достигнуты, мы сможем двигаться вверх.
2. Варианты социально-экономического развития России на средне- и долгосрочную перспективу
Наиболее вероятен на ближайшие годы инерционный вариант при продолжении проводимой экономической политики. Вряд ли мы можем ожидать снятия санкций с России, ее допуска на мировой финансовый рынок, нормализации внешнеэкономических отношений с развитыми странами. Не видно существенных шагов, улучшающих сложившуюся ситуацию. Скорее, напротив, эти санкции могут быть ужесточены.Вряд ли экспорт нефти и газа станет, как в прошлые подъемы России, вновь движущим фактором. Сниженные цены эксперты прогнозируют по крайней мере на ближайшие 3–5 лет. Да и объемы экспорта, прежде всего нефти, вряд ли восстановятся, во всяком случае в ближайшие 3 года. При этом сохраняется вероятность дополнительного снижения нефтегазовых цен и объемов экспорта. Правительство России не склонно даже в условиях столь острого кризиса, как в 2020 г., вкладывать значительные средства в социально-экономическое развитие. Если для преодоления кризисных явлений 2008–2009 гг. было направлено примерно 11% ВВП, в том числе 211 млрд долл. (35% из накопленных до этого золотовалютных резервов), то на антикризисную программу и возобновление социально-экономического роста пока направляется 4–5% ВВП и небольшая часть (до 40 млрд долл. – менее 7%) золотовалютных резервов только за счет Фонда национального благосостояния. Не проводятся коренные меры по радикальному улучшению инвестиционного климата, чтобы сильно заинтересовать частных инвесторов России и привлеченных иностранных инвесторов вкладывать «длинные» деньги в наше народное хозяйство. А ведь это 60%всех инвестиций в основной капитал – в 1,5 раза больше возможностей государства на этот счет. Нет даже проектов крупных структурных реформ, которые бы заинтересовали предприятия и организации в обеспечении социально-экономического роста. Нет мер по мобилизации собственных резервов и возможностей увеличения крайне низкой нормы инвестиций в основной капитал и вложений в человеческий капитал. При существующих показателях этой доли в 17% по инвестициям и 14% по вложениям социально-экономический рост практически невозможен, ибо никто не отменял объективные закономерности по зависимости этого роста от доли инвестиций и вложений в ВВП. Чтобы достичь устойчивого 3% роста, как минимум надо увеличить долю в ВВП примерно до 22%, а долю вложений в человеческий капитал до 20% при их эффективном использовании, которого еще надо добиться. А чтобы перейти к 4–5% росту, эти доли должны быть увеличены как минимум до 25–27% ВВП. И только 30–35% норма инвестиций в основной капитал в ВВП позволит развиваться с 5% ежегодным ростом, как это демонстрировали развивающиеся страны во главе с Индией и Китаем. А в России даже прогнозные показатели увеличения инвестиций в основной капитал ограничиваются 5% ростом, что не позволит в обозримое время, во всяком случае в 5 ближайших лет, обеспечить социально-экономический рост.
При этом надо иметь в виду, что в России дело обстоит намного хуже с зависимостью темпов нашего роста от динамики инвестиций в основной и человеческий капитал в сравнении с другими странами. Во-первых, у нас устаревшие основные фонды, отсталая инфраструктура. И нам нужно больше инвестиций и вложений, чем в других странах. У нас страна с более суровым климатом и намного более высокой долей капиталоемких добывающих отраслей с ухудшающимися условиями добычи. И здесь нам нужны дополнительные инвестиции.
К тому же нам предстоит преодолеть серьезные негативные тренды, которые тянут экономику вниз и отсутствуют во многих зарубежных странах, – это систематический отток капитала в крупных размерах, прогрессирующая отсталость машин и оборудования, демографический кризис и др. В таких условиях крайне трудно возобновить значимый социально-экономический рост.
Но сейчас нам представился уникальный шанс, ибо кризис, в отличие от стагнации, содержит встроенный механизм «отскока» экономики от дна – так называемый послекризисный подъем, который кратковременен. Но если его подхватить и усилить, а для этого нужны крупные средства, можно «перепрыгнуть» через стагнацию после кризиса и сразу перейти к социально-экономическому росту. Правда, мы к этому совершенно не готовы не только в материальном смысле и на деле, но даже идеологически, – мы про это не думаем. Нет попыток перейти к форсированному росту инвестиций в основной капитал и вложений в человеческий капитал. А это единственная возможность в ближайшие 2–3 года возобновить социально-экономический рост.
Я оцениваю вероятность как минимум 60%того, что с 2022 г., когда мы восстановим уровень 2019 г. по основным социально-экономическим показателям, опять продолжится период стагнации – ВВП ежегодно будет расти на 1,5–2,5%, а при ухудшении внешнеэкономических условий мы в любой момент можем оказаться в рецессии, как это случилось в 2015 г. Перейти от стагнации к социально-экономическому росту в последующие годы будет неизмеримо труднее, чем это сделать непосредственно при послекризисном подъеме.
Вспомните события в США, где после кризиса в начале 1970-х гг. началась длительная стагнация. Все попытки президента Форда ее преодолеть провалились, и он один из немногих президентов не мог избраться на второй срок. Его победил Картер со своей, казалось бы, вдохновляющей и грандиозной программой возобновления социально-экономического роста и улучшения условий жизни американского народа. Для разработки этой программы он привлек лучшего практикующего экономиста мира, недавно умершего Уолкера, который возглавлял долгие годы американскую Федеральную резервную систему. И эти меры были в основном осуществлены. Но и они не дали результата. И Картер тоже не был избран на второй срок.
Президентом был избран Рональд Рейган, который собрал вокруг себя выдающихся советников. Я общался в свое время с многими из них, и они произвели на меня, я бы сказал, ошеломляющее впечатление, в том числе своими знаниями экономики СССР. Почитайте их ежегодный отчет с анализом экономики Америки. Это классика. Таких содержательных отчетов никогда не было. И они предложили фантастическую принципиально новую экономическую политику, которая вошла в историю как «рейганомика». Это были коренные меры по значительному снижению налогового бремени, в том числе с состоятельных американцев. Революционные меры – по сокращению вдвое сроков амортизации, переходу к массовому устранению устаревшего оборудования и внедрению новой технологии и соответствующей ей системы машин и оборудования в ключевых отраслях. США в те годы очень серьезно отстали по технологическому уровню передовых отраслей прежде всего от Японии. А тут в короткий срок подняли электронику, компьютерное дело, внедрили контроллеры управления новым оборудованием и т.д. И в США после 1982 г. возобновился социально-экономический рост и повысилось благосостояние. Ускорился рост инвестиций в новые основные фонды, поднялись вложения в человеческий капитал, и прежде всего в сферу образования отставшую в предшествующие годы. Этот подъем с отдельными срывами продолжался небывалых 25 лет, вплоть до кризиса 2007–2008 гг. в Америке.
Я не вижу пока стремления у руководителей нашей экономики к подобным свершениям. Принимаемые меры позитивны, улучшают отдельные стороны экономики, социальной сферы. Они, как правило, полезны, но коренных сдвигов, и прежде всего по технологическому прорыву, радикальному сокращению бедности, коренной перестройке структуры экономики, финансов, регионального управления, это, увы, не принесет. Хуже всего, что и задачи высокого уровня не ставятся. И как они могут быть поставлены, если задания, которые намечалось выполнить в 2024 г., из-за годового кризиса сразу были перенесены для выполнения на 6 лет вперед? Хотя часть этих заданий можно было бы выполнить в 2024–2025 гг., другую часть – в 2026–2028 гг.
Мне запало в душу афористическое высказывание Б. Акунина: «Россия – богатая страна бедных людей». Кризис 2020 г. обнажил бедность нашего населения. Больше всего, по мнению экспертов, потерял средний класс. Он сократился, и значительная часть его обеднела. Намного увеличилась бедность, разорилось значительное число индивидуальных предпринимателей и владельцев мелкого бизнеса. Увеличилось число безработных, особенно среди мигрантов и самозанятых, а также среди представителей мелкого бизнеса. Число убыточных предприятий и организаций перевалило за 35%, в разы вырос их ущерб.
Именно в такие периоды обычно принимаются общие кардинальные меры по поддержанию благосостояния людей.
Посмотрите на передовые страны. Чтобы возместить людям потерянные доходы, они влезают в огромные долги, до нуля снижают процентные ставки, в массовом масштабе начинают выдавать семьям так называемые вертолетные деньги. Ничего такого в России не происходит. У нас самые низкие в мире среди стран схожего с нами уровня экономического развития минимальная зарплата, размер пенсий, пособия по безработице. Мы единственные, кто берет по-доходный налог с малообеспеченных. Мы одна из немногих стран, кто вопиющим образом не соблюдает нормативы Международной организации труда, членом которой является Россия, о размерах минимальной зарплаты, пенсий, пособий по безработице и т.д. Чем не повод возместить потерянные доходы гражданам и не только в кризис 2020 г., но и за предшествующие 6–7 лет стагнации, когда их реальный уровень снизился на 8–9%? И можно не влезать в такие огромные долги, как другие страны, потому что у нас более 600 млрд долл. золотовалютных резервов, что больше суммарных резервов Германии, Великобритании, Франции и Италии вместе взятых с суммарной численностью населения на 50 млн больше, чем в России. Страшно подумать: у нас золотовалютных резервов больше, чем в богатейшей стране мира – США. И мы сидим на «сундуках с золотом» и с конвертируемой валютой, а 90% безработных – многие из них кормильцы семей, получают пособия ниже прожиточного минимума. Прожиточный минимум в России в 4,5 раза ниже официальной номинальной зарплаты, а полной зарплаты с учетом конвертов и других неформальных выплат – в 5,5–6 раз ниже.
Повышение доходов населения, и прежде всего доходов среднего класса и бедных его групп, обеспечивает основной платежеспособный спрос на отечественную продукцию, ибо богатые группы населения больше покупают импортные товары и больше денег тратят за рубежом. Поэтому увеличение доходов нуждающимся людям, а значит и платежеспособного спроса, – это не благотворительность, а стимул для социально-экономического развития. Не может развиваться страна без роста доходов и платежеспособного спроса населения, ибо производство подчинено запросам потребителей. А главный потребитель – население.
Я не исключаю, что, столкнувшись во второй половине 2020 г. и в 2021 г. с трудностями восстановления экономики и социальной сферы негативной динамики цен на нефть и газ, из-за замедления восстановительного роста доходов населения, продолжающегося увеличения безработицы, правительство может прийти к дополнительным мерам поддержки экономики и социальной сферы. Это может быть сделано за счет перехода к дефицитному бюджету не только в 2020–2021 гг., но и на последующие годы, к увеличению количества денег в обращении в связи с замедлением их оборота в кризисный период, к намного большему использованию средств фонда народного благосостояния, где скопилось 13 трлн руб., и др.
Вспомним, когда в кризис 2008–2009 гг. доходы бюджета резко упали, в том числе из-за снижения цены на нефть с 95 долл. в 2008 г. до 60 в 2009 г., тогда Правительство РФ во главе с В.В. Путиным буквально за 2 года, 2009 и 2010 гг., полностью истратили Резервный фонд для возмещения потерь бюджета и увеличения его расходной части, для того чтобы возобновить социально-экономический рост. Самое важное в этой связи – повернуть Центробанк и всю банковскую систему к задачам социально-экономического роста, а для этого нужно продолжить линию на снижение инфляции и ключевой ставки Центробанка, стимулировать сокращение процентных ставок банков, возмещать за счет бюджетных средств беспроцентные или низкопроцентные займы, которые к тому же можно давать по низким процентам, если федеральное или региональные правительства гарантируют возврат этих средств. До 5 трлн руб. безвозвратных средств тратит консолидированный бюджет на окупаемые проекты в основном по статье «Национальная экономика». Почему бы их не перевести на низкопроцентные заемные средства? И тогда расходы бюджета на эти цели могут быть сокращены в 20–30 раз, а остальную часть безвозмездных в прошлом средств можно направить на социальные цели, прежде всего на подъем здравоохранения, на дополнительную выплату пособий и пенсий и т.д.
В настоящее время только 10% инвестиций в основной капитал осуществляются за счет инвестиционных кредитов в основной капитал банковской системы в сравнении с 20–30% в развивающихся странах и 30–50% в развитых странах. Можно бы увеличить это инвестиционное кредитование уже в ближайшие годы по крайней мере в 3 раза. А нарастив дополнительные активы банков, которые у нас по отношению к ВВП в 2–3 раза ниже, чем в Китае и в ведущих европейских странах, а то и в 5 раз, за счет долговременного низкопроцентного кредита можно быстро поднять профессиональное образование, если его предоставлять, как в других странах, на 15–20 лет способной молодежи, которая поступает в соответствующие учебные заведения. Ведь, получив профессиональное образование, они увеличат свою зарплату и за счет этого смогут постепенно выплатить такой кредит. Тем самым будет устранена величайшая социальная несправедливость в России, которая усиливается. Бедным семьям закрыт путь к хорошему образованию, которое можно получить только в крупных городах. А у семей нет денег ни на поездку в этот город, ни на проживание и оплату образования, которая широко распространена.
В передовых странах вложения банковских средств в преодоление кризиса и социально-экономическое развитие, по моим расчетам, в среднем втрое превышает объем бюджетных средств. Низкопроцентный кредит гражданам, выдаваемый на достаточно длительный срок, – важнейший фактор безбедного существования во многих странах. А в России все наоборот. Кредитование граждан проводится по самым высоким процентным ставкам, а микрофинансовыми организациями – попросту по ростовщическим ставкам, что недопустимо в цивилизованной стране. Нужно ограничить размер процентной ставки хотя бы 8% годовых при выплатах населению, ориентируясь на существующую ключевую ставку. И те, кто уже взял кредит, не должен его выплачивать по 15–20% годовых. Это разорит огромное количество семей. Ведь высокопроцентными кредитами закабалены не сотни тысячи даже не миллионы, а десятки миллионов граждан. Посмотрите: прибыли банков почти самые высокие в народном хозяйстве. Почему бы ими не поделиться с населением? Как известно, банки не облегчили, а ужесточили в кризис выдачу кредитов, что совершенно недопустимо.
Если вдруг правительство, подталкиваемое ситуацией и потребностями людей, станет щедрее и выделит дополнительные средства на социально-экономическое развитие, то возможен более благоприятный вариант – переход, например с 2023–2024 гг., к минимальному 3% росту. А 3% рост в те годы – это 4 трлн дополнительных финансовых ресурсов за счет прироста ВВП, значительная часть из которых может быть дополнительно вложена, чтобы поддержать экономический рост. Самое трудное – первый шаг для перехода к этому росту. А дальше экономический рост во многом сам себя воспроизводит, в отличие от стагнации. Стагнация сама по себе не приводит к экономическому росту, а, напротив, тянет экономику к рецессии, вызывая негативные тренды.
В период стагнации отдельные руководители гордятся нашей устойчивостью. Что же это за устойчивость при нулевом росте? Они, видимо, не изучали в свое время И. Сталина, который как-то изрек: «Такая устойчивость хуже всякой неустойчивости». «Устойчивость» стагнации – это застой. По-моему, это не до конца осознается. Все надо оценивать по конечным результатам. Этот улучшенный вариант развития с минимальным социально-экономическим ростом, по моей оценке, имеет вероятность 25%, вдвое ниже, чем основной инерционный вариант.
Если оглянуться на нашу новейшую историю, мы найдем такие прецеденты. Вспомним, что в 1990-е гг. у нас резко выросла смертность, намного упала рождаемость. С 1993 г. возникла депопуляция населения, которая длилась 20 лет, когда смертность превышала рождаемость. В отдельные годы по 850–900 тыс. человек в год. И это продолжалось, даже когда начался впечатляющий подъем в экономике с 1999 г., а в социальной сфере с 2000 г. Демография почти не реагировала на этот подъем. До 2005 г. у нас были самые плохие демографические показатели, и продолжительность жизни резко снизилась, смертность поддерживалась на сверхвысоком уровне, а рождаемость на сверхнизком. Казалось, безнадега. Хотя Президент РФ В.В. Путин в каждом Послании Федеральному Собранию приводил шокирующие показатели нашей демографической обстановки, сравнивая с другими странами, но ничего не менялось. И вдруг разрабатывается и принимается демографическая и национальная программа «Здоровье» с конкретными заданиями, с выделением средств на их осуществление, и все коренным образом меняется. За каких-то 7 лет, в 2006–2012 гг., рождаемость выросла с 1,4 до 1,9 млн человек, смертность снизилась с 2,3 до 1,9 млн человек. Депопуляция преодолена! На треть сократилась смертность трудоспособного населения. Продолжительность жизни увеличилась на 5 лет и впервые в новой России превысила 70 лет.
С 2012 г. в каждом своем послании Президент РФ говорит о технологическом прорыве, об увеличении ввода жилья в 1,5 раза, о росте благосостояния и народонаселении. Но ничего этого мы не видим в действительности. Я не исключаю того, что Правительство РФ со временем реально сможет заняться этими проблемами. И тогда можно будет возобновить минимальный социально-экономический рост.
Между тем нашей стране в перспективе нужен не минимальный, а ускоряющийся рост экономики и социальной сферы. Можно начать с 3%, но дальше нужно перейти, скажем, после 2025 г., к 4% росту, а к 2030 г. возможен и 5% рост. И это возможно, но осуществимо только при переходе к новой социально-экономической политике, к форсированному росту главных драйверов нашего развития – инвестициям в основной капитал и вложениям в человеческий капитал (в «экономику знаний»), к созданию условий для этих инвестиций и вложений и осуществлению социально-экономического роста. А это потребует проведения крупных структурных реформ и перехода от фискальной политики к мощным стимулам прежде всего для частного бизнеса. Предстоит кардинально перестроить и улучшить всю систему государственного управления и в первую очередь перейти к народнохозяйственному планированию. Маловероятно, что этот вариант начнет осуществляться в ближайшее время. Эту вероятность я оцениваю в 15%. Обрисуем возможную последовательность крупных мер, которые в совокупности со временем позволят обеспечить ускоряющийся социально-экономический рост страны на базе технологического прорыва при приоритетном повышении уровня жизни и народонаселения.
Начнем с мер по восстановлению и дальнейшему увеличению доходов населения:
- Повысить минимальную заработную плату с 12 до 20 тыс. руб. и обеспечить частичную корректировку зарплат в размере 20–30 тыс. руб., чтобы не создавать уравниловки. Хорошо бы это сделать осенью этого года. Примерно на 2/3 это повышение может быть осуществлено за счет средств предприятий и организаций, особенно крупных, поскольку, как говорилось выше, их финансовый результат за 2 последних года увеличился на 72%. На счетах в нашей банковской системе у предприятий и организаций скопилось примерно 30 трлн руб., из которых они могут потратить 5–6 трлн на повышение зарплаты своим работникам. Многим предприятиям и организациям, у которых средств недостаточно, можно предоставить низкопроцентный кредит, например под 3% годовых под госгарантии, возместив банкам недостающий процент за счет бюджетных средств. От государства, по нашим расчетам, потребуется до 3 трлн руб. в год для повышения минимума зарплаты бюджетникам, значительной части предприятий малого и среднего бизнеса и убыточным предприятиям и организациям. В 2024 г. при наличии социально-экономического роста минимум зарплаты может быть повышен до 30 тыс. руб. Разумеется, в случае возобновления социально-экономического роста.
- Повысить пособия по безработице с 4,5–12 до 12–30 тыс. руб. Это потребует до 2 трлн руб. в год и по мере сокращения безработицы на пособия придется выделять все меньше средств. Это тоже целесообразно сделать осенью 2020 г.
- Повысить пенсии, с тем чтобы их средний размер достигал 20–25 тыс. руб. Это можно сделать в 2021 г. При этом важно разрешить досрочный выход на пенсию в 55–60 лет при существующих на сегодня сроках. Это облегчит жизнь миллионов пенсионеров, которые по состоянию здоровья не могут работать или найти работу, особенно в первые годы после кризиса. Это потребует 3–4 трлн руб. В 2025 г. следовало бы дополнительно поднять пенсии до нормативов Международной организации труда (уровень пенсий не ниже 40–60% зарплаты), перейдя на новую накопительную систему пенсий, при условии, что половину средств на пенсионное обеспечение люди отчисляют со своих заработков (доходов), которые при таком переходе должны быть соответствующим образом индексированы, чтобы реальные доходы не сократились.
- Обеспечить ускоренное повышение доходов сельского населения и малых городов за счет быстрого развития фермерства на базе лучших подсобных хозяйств при объединении фермеров в промысловые кооперации, которые в массовом порядке начнут создавать небольшие перерабатывающие и обслуживающие предприятия и торговлю продовольствием через магазины КООП, как это принято во многих странах. Для этого нужно оказать серьезную помощь фермерам и промысловой кооперации, ежегодно выделяя на это до 3 трлн руб. и обеспечивая фермеров беспроцентным или низкопроцентным кредитом для развития. Это позволит поднять доходы наиболее массовой группе населения, проживающей в деревне и в малых городах и имеющей душевой доход в 1,5 раза ниже среднего по стране и в 2 раза ниже горожан в крупных городах. Конкретные предложения на этот счет подготовлены Ассоциацией «Федеральный сельсовет», и их воплощение в жизнь надо начать незамедлительно.
- Перейти на новую систему подоходного налогообложения, освободив от налога семьи с душевым доходом менее 20 тыс. руб. и введя постепенное прогрессивное налогообложение на дополнительные доходы начиная с доходов свыше 100 тыс. руб. в месяц. Например, со 100 до 200 тыс. руб. с дополнительной части дохода следовало бы брать налог не 13%, а 20%, с 200 до 300 тыс. руб. – 25%, с 300 до 500 тыс. руб. – 30%, а свыше 500 тыс. руб. в месяц – 35%. При этом от налога надо освободить расходы на благотворительность, здравоохранение, образование, на вложение в паевые фонды, в пенсионное обеспечение, страхование жизни и т.д. Подоходный налог в этих объемах надо брать только с расходов, которые используются для улучшения условий собственной жизни. А если человек хочет заработать больше денег, вкладывая их в разные финансовые инструменты, откуда черпаются инвестиции или вложения в человеческий капитал, эти деньги должны облагаться минимальным доходом.
- Решить проблему справедливых заемных средств для населения со стороны банков, о чем речь шла выше. Это можно сделать целиком за счет банковских средств. Ростовщичество при этом должно быть запрещено и уголовно наказуемо.
В табл. 3 приводятся показатели по отраслям сферы «экономики знаний» в России, Китае, Западной Европе и США.
Таблица 3. Показатели «экономики знаний» в разных странах
Нам надо систематически увеличивать финансирование этих важнейших отраслей. Предлагается в НИОКР увеличить вложения с 1% ВВП до 2% к 2025 г. и 3% к 2030 г. Соответственно инвестиции в образование с 4% следует увеличить до 7% к 2025 г. и 10% к 2030 г. Вложения в здравоохранение с 5% в настоящее время целесообразно поднять до 8% к 2025 г. и 11% к 2030 г. Что касается информационно-коммуникационных технологий, то здесь предстоит выполнить задание Указа Президента РФ об утроении их доли в ВВП, которая составляет 3,9% и соответственно должна повыситься до 8% к 2025 г. и до 12% к 2030 г. Так что общие вложения в сферу «экономики знаний» достигнут к 2030 г. 35%, как это будет в среднем в развитых странах.
Эти форсированные инвестиции и вложения в своей подавляющей части предстоит использовать:
- для технического перевооружения действующего производства;
- для удвоения объема высокотехнологичных производств в 2 раза к 2025 г. и в 4 раза к 2030 г. (электроника, ряд отраслей машиностроения, фармацевтика, синтетическая и малая химия, ядерные и космические технологии и др.);
- на формирование подвижного состава;
- на удвоение финансирования строительства жилья.
Надо поставить задачу – за 10–15 лет поднять технологический уровень России до показателей развитых стран. В этой работе самое главное – заинтересовать частных инвесторов, предприятия и организации в технологическом перевооружении. Для этого надо расширить их права и возможности инвестировать, создав здесь самые благоприятные условия. Предлагается освободить от налогообложения ту часть прибыли (это примерно треть прибыли), из которой черпаются инвестиции. Это простимулирует предприятия вывести часть прибыли из издержек и увеличить финансирование инвестиций минимум на 1 трлн руб. (в дополнение к 5–6 трлн в год). Одновременно следует в 1,5–2 раза сократить сроки амортизации, что увеличит амортизационный фонд и позволит изыскать за счет амортизации еще 1 трлн руб. дополнительных инвестиционных средств. При этом должны быть приняты меры по замене устаревшей техники, отработавшей свой амортизационный срок, новой техникой при переходе к новым технологиям. Чтобы облегчить процесс перевода предприятий на новый технологический уровень, в процессе этого перевооружения нужно давать налоговую льготу, а также предоставлять в случае необходимости таможенные и административные льготы. Надо максимально облегчить и стимулировать инвестиции за счет зарубежных вкладов и офшоров, используя передовой зарубежный опыт. Как известно, президент Трамп принял меры, позволившие более 1 трлн долл. офшорных средств возвратить в США, в частности, сотни миллиардов таких средств возвратила фирма Apple.
Возникает ключевой вопрос: где взять средства для дополнительных инвестиций и дополнительных вложений в человеческий капитал? Основной «денежный мешок» в стране – это активы банков. В 2019 г. они составили 96 трлн руб. – в 2 раза больше объемов консолидированного бюджета вместе с внебюджетными фондами (пенсионным, здравоохранения и социальным) и другими госсредствами. Активы только Сбербанка, который находится теперь в подчинении у Правительства РФ, составляют более 31 трлн руб. – в 1,5 раза выше средств всего федерального бюджета. На инвестиции из этих средств используется немного. А могли бы использоваться триллионы рублей, как у крупных зарубежных банков. Надо создать условия, чтобы заинтересовать банки в инвестиционном кредите в основной капитал.
Чтобы предприятия брали такие кредиты, нужно их сделать низкопроцентными. Нынешние кредитные ставки инвестиционных кредитов выше прибыльности значительной части предприятий и не могут быть ими возмещены. Технологическое перевооружение действующего производства в среднем имеет срок окупаемости 5–7 лет и вполне может справиться с возвратом 5% инвестиционного кредита. А вот создание новых мощностей высокотехнологичных производств обеспечивает окупаемость за 10–12 лет, и здесь кредит мог бы предоставляться по 4% годовых. Также надо перевести на кредитование формирование современной транспортно-логистической инфраструктуры, где окупаемость по- рой доходит до 20–25 лет, и здесь нужен кредит в 2–3% годовых.
Государство могло бы возмещать банкам недостающий процент, добиваться сокращения процентной ставки, гарантируя кредит, особенно в случае государственно-частного партнерства и т.д.
Другой источник средств, кроме Фонда национального благосостояния, о чем было сказано, – значительная часть золотовалютных резервов, из которой можно заимствовать на возвратных условиях, используя в год 20–30 млрд долл. на инвестиционный кредит или долговременные вложения в человеческий капитал. За вычетом Фонда национального благосостояния остается 450 млрд золотовалютных резервов, из которых 300 млрд можно оставить для безопасности и устойчивости финансовой системы, а 150 млрд – относительно небольшими порциями на возвратной основе с окупаемостью 5–10 лет использовать прежде всего на техническое перевооружение.
Чтобы усилить заинтересованность в инвестициях, следует провести крупнейшую структурную реформу по собственности, объявив частную собственность основной и преобладающей формой собственности в стране, неприкосновенной и священной, повсеместно введя правовое понятие «частный» («частная собственность»). Для этого нужно осуществить крупную приватизацию предприятий и организаций, контролируемых разными государственными органами, в том случае если эти организации не выполняют важных государственных функций, а занимаются коммерческой деятельностью и самообогащением.
В настоящее время, по расчетам Всемирного банка, 71% ВВП производится предприятиями и организациями либо принадлежащими, либо контролируемыми государственными органами. 33% ВВП создают бюджетные предприятия и организации, около четверти – крупнейшие корпорации, контролируемые государством: Газпром, Роснефть, РЖД, Ростехнологии, Росатом и др. Остальное – тысячи и тысячи предприятий и организаций, которые по непонятным причинам оказались под эгидой федеральной, региональной или муниципальной власти. В Костроме, например, торговый центр, где протекают крыши, принадлежит государству, оно владеет крайне отсталым объединением по заготовке нескольких миллионов кубометров древесины, у государства в собственности зачем-то оказалась теплица, сыродельный завод и т.д. И такое происходит повсеместно. Все это должно быть отдано в частную собственность при определенных условиях – по развитию, занятости, сохранности привилегий и др. Государство может поощрить приобретение тех или иных предприятий у госсобственности, предоставив льготный кредит с низким процентом, и т.д.
Заметим, что после окончания массовой приватизации, в 2003 г. на базе частной собственности производилось, опять-таки по подсчетам Всемирного банка, 65% ВВП, а по линии государства 35, а не 71%, как сегодня. С того момента доля госбюджета в ВВП была удвоена, возникли Роснефть и Ростехнологии, на полпути прекратилась приватизация РЖД, сильно вырос Газпром, появились объединения в оборонной промышленности и т.д. 73% банковских активов оказались так или иначе огосударствлены, в том числе находятся под эгидой Центробанка.
Опыт С.С. Собянина в начале его деятельности как мэра показывает, что приватизация может ежегодно дать до 1 трлн руб. Он приватизировал крупнейший Банк Москвы, аэропорт Внуково и много других объектов. Нужна четкая программа, сильные руководители, которые железной рукой должны навести здесь порядок.
Значительным источником средств может стать переход к дефицитному бюджету как норме, во всяком случае в период ускоренного социально-экономического роста страны, для которого нужны большие средства. В Европейском союзе, как известно, 3% дефицит к ВВП считается приемлемой нормой бюджетирования. И в России на 2020–2022 гг. дефицит бюджета можно иметь в размере 6, 5 и 4%, а с 2023 до 2030 г. можно перейти на нормальный дефицит в 3%. Большинство стран мира предпочитают иметь дефицитный бюджет, причем страны процветающие, не находящиеся в стагнации, как Россия. У них нет задачи возобновить социально-экономический рост, он у них ежегодно происходит. Дефицитный бюджет покрывается выпуском облигаций, которые развивают фондовый рынок. В развитых странах есть своего рода альянс между центральным банком и казначейством, отсутствующий в России. Основную часть гособлигаций в США, Японии, других развитых странах приобретают центральные банки, у которых гособлигации занимают до 80% активов, а в Центробанке России их только 2%. А ведь за счет этих операций формируется фонд «длинных» денег, которые в России в хроническом дефиците.
Еще один источник «длинных» денег как основа инвестиций в основной капитал и вложений в человеческий капитал может быть получен за счет выпуска государственных ценных бумаг для финансирования жилищного строительства и производства легковых автомобилей, приобретения участков земли и, возможно, в других случаях. Семьи, которые приобретут такой облигационный заем, например по
жилищному строительству, будут иметь право, когда они накопят определенный объем, получить льготный ипотечный кредит на недостающую стоимость приобретения жилья и приобрести это жилье со скидкой с цены, скажем, на 20–25%. Потому что этот облигационный заем должен как низкопроцентный кредит идти на финансирование жилищного строительства за 2–3 года до предоставления квартиры. И поэтому эта скидка вполне уместна. Ведь после прекращения долевого финансирования со стороны населения жилье стало дороже на 15–20% для тех, кто его приобретал со скидкой. Плюс после этого само жилье повысилось на 15% в цене. Если мы будем строить в 1,5–2 раза больше жилья, население не сможет его приобретать по полной цене. И многие семьи будут заинтересованы в таком выгодном облигационном займе. Такой же подход можно применить и к покупке легкового автомобиля, приобретения участка и т.д. Государство в данном случае или какой-либо другой орган выступает гарантом тех условий, при которых эти займы предоставляются, в отличие от гарантий вкладов населения в банках, которые застрахованы до определенных размеров.
Если всех этих денег окажется недостаточно для перехода к форсированным вложениям в основной и человеческий капитал, то наше государство вполне может увеличивать свои долги. Ведь внешнеэкономический долг России сегодня – около 3% ВВП, стран Евросоюза – около 80%, а в США приближается к 100%. Вместе с внутренним долгом суммарные обязательства нашего государства – 13% ВВП, в то время как международный норматив безопасности – до 60%. Так что мы вполне можем занять до 500 млрд долл., увеличивая ежегодно долг государства по 30–40 млрд. Занять можно у Китая (золотовалютные резервы более 3 трлн долл.), Японии (1 трлн долл.), Саудовской Аравии и стран ОПЕК (1 трлн долл.), у Тайваня (около 500 млрд долл.). Кредит могут дать крупнейшие инвестиционные компании и банки мира, а также международные банки и финансовые организации. Важно только эти деньги не проедать в России, а использовать на окупаемые проекты в те сроки и при таких условиях, которые бы гарантировало государству возврат этих средств. Кстати, имидж нашего государства с точки зрения возврата внешнеэкономических долгов весьма высок. Мы не только в срок, а во многих случаях досрочно, с дополнительной премией возвращали после 2000 г. свои долги, которые у нас превышали объем ВВП, накопленные при первом Президенте России Б. Ельцине.
Как видно, мы делаем ставку в выделении средств на инвестиции и вложения на долгосрочные низкопроцентные кредиты. Такие кредиты предоставляются только при наличии обоснованного бизнес-плана и расчета окупаемости. В подготовке этих документов могут принять участие ведущие специалисты соответствующих банков, а там сосредоточена лучшая часть экономистов страны. Банки при этом могут привлекать российских и зарубежных экспертов для оценки возвратности. Они также будут принимать участие в переговорах о покупке оборудования, которое будет оплачено из их кредита, и эти средства сразу переводить не предприятию, а поставщикам оборудования, после того как они выполнят свои обязательства. Такие же отношения у банка будут со строителями, которые возьмут подряд для строительства зданий и сооружений.
Те источники, о которых я говорил, могут быть задействованы немедленно. Конечно, по требуется 2–3 года, чтобы предприятия вместе с банками провели подготовительную работу к получению крупных кредитов на техническое перевооружение. Сегодня подавляющее большинство предприятий попросту не готовы к этому, поскольку неоткуда взять деньги. А такая подготовка требует средств и усилий. Крайне важно при этом использовать проектное финансирование вместо залоговых схем.
Если смотреть в более дальнюю перспективу, в стране нужно создавать систему воспроизводства «длинных» денег. Важнейшим их источником в странах мира являются внебанковские фонды «длинных» денег, и главными из них являются накопительный пенсионный фонд, фонд страхования, паевой фонд, облигационные, венчурные фонды и др. Именно поэтому мы предлагаем переход в 2025 г. к накопительной пенсионной системе, как это сделал Казахстан еще в 1997 г. Надо создать льготные условия и для добровольных пенсионных отчислений, заинтересовать людей выделять эти средства, как это сделали десятки других стран мира. Они должны быть освобождены от налога. Предприятия или государство могло бы содействовать, выделяя в этом случае дополнительные средства в Пенсионный фонд.
Нужно издать новый закон по страхованию жизни, освободив направляемую сюда сумму от налогов, создав такие условия, чтобы страховать жизнь было выгоднее, чем класть деньги в сберкассу. Нужно серьезно развить страхование. Все источники повышенной опасности должны быть соответствующим образом застрахованы. Такой всеобщей системы страхования в России нет. Она значительно недоразвита.
Надо также всемерно поощрять вложение средств в паевые фонды, сделав их более прибыльными, более выгодными для населения, как это имеет место в других странах. Нам ничего не надо выдумывать. Надо умело использовать передовой опыт других стран, той же Германии, например.
Все внебанковские фонды «длинных» денег, которые находятся сегодня в ведении Центробанка, суммарно у нас не превышают 15% ВВП, в то время как в развитых и передовых развивающихся странах их суммарный объем существенно превышает объем валового продукта. Мы здесь самая отсталая страна в мире. И Центробанк за многие годы ничего не сделал для преумножения этих самых эффективных и самых долговременных накопительных «длинных» денег. Нужно создать специальный государственный орган, перед которым поставить задачу утроить объем этих фондов к 2025 г., в 6 раз их увеличить к 2030 г. и т.д. Формирование внебанковских фондов «длинных» денег – одна из сторон общей финансовой реформы.
Россия имеет одну из самых отсталых финансовых систем в мире, занимая по международным рейтингам здесь 108-е место, на что как-то обратил внимание даже А. Кудрин. У нас недостаточно развита банковская система. Надо удвоить активы этой системы, увеличить объем кредитования в 2–2,5 раза за 7–10 лет. В реформировании нуждается наша налоговая система. Пора изъять все природные ресурсы из частной собственности. Они должны принадлежать народу и предоставляться в частное пользование за определенную плату, при которой рента принадлежит государству. Вдвое нужно снизить обязательные социальные страховые взносы, совершенно непомерные для предприятий и организаций. Эту половину взносов должно уплачивать население из своих доходов, которому нужно соответственно индексировать зарплату, чтобы реальные доходы при этом не снизились. Речь идет, например, о том, чтобы граждане оплачивали до половины обязательной медицинской страховки, поскольку государство не может выделить достаточно финансовых средств для подъема здравоохранения при низком у нас подоходном налоге. Нужно реформировать и госбюджет, использовать низкопроцентный кредит на окупаемые статьи, выделить, как это было раньше, бюджет развития и др.
Важная структурная реформа связана с тем, чтобы сильно заинтересовать руководство и население регионов в собственном социально-экономическом развитии. В настоящее время подавляющая часть регионов имеет дотационную систему – самую худшую изо всех систем финансирования. Между тем 70% регионов можно было бы уже в ближайшие годы перевести на самоокупаемость, самофинансирование и самоуправление, поскольку их предприятия и организации вносят в федеральный бюджет больше средств, чем трансфер средств из госбюджета в регион. Это будет первая часть реформы. А вторая часть реформы – укрупнение регионов, создание в России 15–20 крупных губерний и автономных республик, которые были бы более самостоятельными, имели сбалансированные права и обязанности, собственные источники развития, как это имеется в федеральной системе Германии, Канады, США.
Я уже упомянул необходимость крупных структурных социальных реформ по пенсионному обеспечению, финансированию здравоохранения. Нужна реформа жилищно-коммунального хозяйства, где преобладает самый неэффективный государственный сектор, которому здесь совершенно нечего делать. Нужно приватизировать жилищно-коммунальное хозяйство и перейти на рыночные цены за все услуги. Тогда они не будут ежегодно повышаться сверх темпов инфляции в угоду Газпрому и другим монополистам. Возможно, это приведет к некоторому повышению рыночных цен. Нужно компенсировать, естественно, это повышение для бедных слоев населения и среднего класса. Социальные реформы должны проводиться таким образом, чтобы бедные от них выиграли, средний класс ничего не потерял, а богатые, у которых жилищно-коммунальные расходы в их общем объеме занимают вдвое меньшую долю, чем у бедных, где их доля выше 10%, потеряют несущественную для себя сумму.
При таких реформах социальная сфера России станет соответствовать рыночной экономике, как в других странах. Сегодня она находится в вопиющем противоречии с рыночными реалиями в стране. Государство пытается взять на себя расходы по здравоохранению, образованию, не имея на это достаточных средств. И поэтому по финансированию в части образования из 200 стран по отношению к ВВП Россия занимает 120-е место, а по расходам на здравоохранение даже 140-е место. И при этих пережитках социализма в попытках за счет государства финансировать то, что в рыночной экономике частично должно быть оплачено населением, мы в то же время имеем чрезмерное социальное неравенство. Из-за вопиющего отставания здравоохранения эта сфера, самая важная в жизни человека, у нас оказалась на последнем месте. По ожидаемой продолжительности жизни мы занимаем 100-е место в мире, по качеству здоровья 119-е среди стран (данные Всемирной организации здравоохранения), у нас втрое выше смертность от сердечно-сосудистых заболеваний на 100 тыс. населения, на 10 лет раньше умирают россияне от злокачественных опухолей, в 3 раза выше в России смертность трудоспособных (на 100 тыс. человек). Один показатель здравоохранения приличный – это младенческая смертность. По ней в 2020 г. Россия выйдет на показатель Указа Президента РФ от 7 мая 2018 г. по уровню младенческой смертности на 2024 г.
Россия – страна крупных резервов, огромных возможностей, выдающихся достижений во многих областях, с высокообразованным населением (33-е место в международном рейтинге). Есть все основания ожидать, что она подтянется и по экономическому, и, особенно, по социальному уровню к развитым странам. И здесь нет альтернативы. Путь единственный – более высокий социально-экономический рост как залог всех побед.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Аганбегян Абел Гезевич (Abel G. Aganbegyan) – академик РАН, доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой экономической теории и политики ФГБОУ ВО РАНХиГС при Президенте РФ, Москва, Российская ФедерацияЕ-mail: aganbegyan@ranepa.ru
https://orcid.org/0000-0002-9689-7005