Фантастические истории (в ред. ВШОУЗ)

13 декабря 2021

Билборд

Рейчел Г. Ковальски, доктор медицинских наук, магистр в области общественного здравоохранения
Зов славы

Фото доктора Оскара Веласкеса никогда не попадало на билборды. У его пациентов были планы действий на случай приступа астмы, они были вакцинированы и знали его отношение к сокам: они очень вредны. Но ничто из этого не приносило ему славы.

Ежегодно фотографии пациентов и врачей из системы больниц "Mercy" попадали на билборды: хирурги-трансплантологи, онкологи, иногда ортопеды. Но за все 4 года работы Оскара ни один педиатр не возвышался над Бродвеем в черно-белых тонах, бросая на прохожих мудрый и серьезный взгляд. Это была его мечта.

Электронное письмо пришло 24 июня: "Мы рады объявить о проведении нашей рекламной кампании на билбордах 2021 года, посвященной нашим пациентам и врачам. Если у Вас был пациент с необычной историей, пожалуйста, сообщите нам об этом до 1 июля".

В письме стояла подпись Розмари из отдела по связям с общественностью.

Программа "ПДИД"

Планируйте, Делайте, Изучайте, Действуйте. Проект Оскара был связан с детьми из группы риска по школьной неуспеваемости, их выявлением и направлением в программу репетиторства. Это оно! За период его практики процент детей из группы риска, сдавших экзамены, увеличился на 7%. Семь!

Он написал Розмари.

Она ответила через несколько часов: − Кто этот пациент?

- Это не конкретный пациент", - ответил он. - Это группа детей.

- Отлично! - Ответила она. - Я напишу об этом в твиттере!

- Как насчет билборда?

Детство под водой

У каждой рыбы, губки и кусочка коралла было свое место. Голожаберный моллюск упрямо полз по океанскому дну, тяжеловесный морской окунь плыл по течению. Оскар жил со своей матерью в душной квартире на улице Авион Куатро Вьентос. Она была несчастна, и это породило ряд школьных подвигов, которые должны были осчастливить ее, но привели только к завышению ее ожиданий. Она улыбалась, когда он получал sobresaliente . Она гордилась им в церкви, когда его хвалили или упоминали о нем в "Азбуке Севильи". Но затем ее плечи снова поникли.

Он был счастлив проводя время под водой, занимаясь дайвингом с кузенами на Коста-Брава. Временами море было темно-синим, иногда - полупрозрачно-зеленым. Оно было неподвижно или оживлено течением. Мир представал перед ним во всей своей сложности, своей божественности.

Спасение жизни в кафе, 1 июля

Неявка одного пациента освободила 15 минут, поэтому Оскар помчался через Бродвей за пончиком с кремом. Он пропустил завтрак, задержавшись на мгновение рядом со своей женой Джоанной в тишине их комнаты, и теперь его желудок выказывал свое недовольство. Он думал о пончике, когда один мужчина перед ним охнул, резко отодвинулся от стола и схватился руками за шею. Оскар в два шага оказался позади него, прижался животом к спине мужчины и глубоко вонзил сжатые кулаки в место под грудиной. Из его рта вылетел сморщенный шарик и покатился по полу.

Мужчина закашлялся и глубоко задышал. Отдышавшись, он купил Оскару завтрак и пригласил его присесть на минутку. - Не торопитесь уходить, - сказал он. - Послушайте мою историю. Розмари из отдела по связям с общественностью

- Я спас жизнь человеку!

Розмари было около 40 лет. Она носила стильные красные очки и элегантное платье. Ее подкрашенные волосы красиво падали на лоб. - Ничего себе! - сказала она и придвинула свой стул ближе к столу.

- Мужчина в кафе проглотил косточку.

На ее лице промелькнуло выражение нерешительности. - Постой, в кафе?

- Ага.

- Я сомневаюсь, что это уровень билборда.

Оскар продолжил. - Его сыну делают пересадку сердца. Он волновался, ожидая новостей об операции, и решил прогуляться. Восхитительные запахи привели его в кафе. Он подумал, что его голод - это хороший знак, словно признак жизненной силы в его сыне. Он выбрал сливу, потому что она олицетворяла сладость и была примерно того же цвета, что и сердце. Но он был поглощен своими мыслями.

- Это вполне понятно.

- Да. Поэтому он подавился косточкой. И я сделал прием Геймлиха!

- Ух ты, - сказала она. - Но ведь до этого случая он не был твоим пациентом.

- Ну значит он стал моим пациентом, - сказал Оскар с несчастным лицом. Что это была за tontería о том, чей это пациент? Мы все несем ответственность за ближних. Он наклонился вперед. - Жизни отца и сына были спасены в один день.

- Мы напишем об этом в электронной рассылке.

Жизнь полна тайн

- Почему ты так сильно хочешь попасть на билборд? Джоанна села напротив него, подперев подбородок руками. Что он мог сказать? Его жизнь была полна унижений: его крошечный офис, кредиты, его табличка с именем, на которой было написано "Врач-педиатр". И все же было что-то замечательное в его работе, в младенцах, которые кричали до хрипа в смотровой, в темпераментных малышах, в подростках с их переходным возрастом, стоящих одной ногой в каждом мире: детей и взрослых. Его пациенты были доказательством свирепости, тайны, которая оживляла море, землю и человеческое сердце.

Взгляд Джоанны скользнул по его лицу, и он задался вопросом, что она видит, почему она любит его. - Билборд не тронет твою маму, - мягко сказала она.

Черные глаза Джоанны. Он подумал о радужной морском юнкере, о морском леще, сверкающем серебром в тишине.

- Какую специализацию ты выберешь? - спросила однажды его мать, приподняв брови.

- Реальные дети, - ответил он. - Их благополучие.

Она издала горловой звук, выражая презрение.

Рождение ребенка на подъездной дорожке больницы, 2 июля

- Он не плачет! - закричала женщина. Оскар швырнул чашку кофе на землю, протолкнулся сквозь толпу и схватил младенца, как голодный человек хватает поднос с закусками. Он положил свой кардиган на сиденье такси, а сверху ребенка, вытер его, растер его маленькую грудь, чтобы помочь дышать. Младенец потянулся и вздрогнул от внезапного отсутствия воды или границ, необъятности мира. Он открыл свои серо-голубые глаза и закричал. Люди подняли свои телефоны. - Нервный, - сказал Оскар вслух. - Ему, наверное, немного не хватает сахара, - и приложил его к груди матери.

Слишком поздно

- Я реанимировал ребенка! На подъездной дорожке! Ребенок из синего превратился в розового, нервный крик стал спокойнее. - Это было... - его голос дрогнул. - Это было необыкновенно.

- Ребенок! - сказала Розмари. - Это здорово! Она даже не пошевелилась, чтобы записать его рассказ.

- Они из Испании, как и я! Они были в отпуске перед рождением ребенка. И у нее начались преждевременные роды!

- Сегодня 2 июля, - сказала Розмари. - Крайний срок был 1 июля.

- Да какая разница?

- Мы просмотрели заявки прошлым вечером, - сказала она, снимая пушинку со своего платья. - И уже выбрали трех человек.

- Но, это же-

- Тебе следовало наткнутся на этого ребенка на день раньше. Она пожала плечами. - Не я устанавливаю правила.

Волны разочарования захлестнули его. - Ребенка зовут Альваро, - сказал он и вышел из комнаты. Альварито! Малыш Аль! Альварон. Замечательное имя. В его буквах была частичка жизненной силы ребенка. Многие люди считали его странным, когда он говорил о жизненной силе, но не Джоанна.

Откуда младенец знает, когда сделать свой первый вдох? Как он осознает, что это безопасно, что уже пришло время? Его коллеги с легкостью верили в крошечные ионы, которые плавали по каналам в сердце, невидимые невооруженным глазом. И все же эта сила, столь очевидная, никогда и никем не была отмечена, никогда не получала названия.

Билборд

Высоко над Бродвеем, в черно-белом цвете, стоял мальчик, которому провели пересадку сердца. Ребенок мужчины, проглотившего сливовую косточку. Он был худым, но сильным, руки скрещены на груди, глаза огромные и яркие. Рядом с ним стоял кардиохирург. Значимый человек - настоящая личность. Оскар опаздывал в клинику. Он бежал трусцой по проспекту, когда начался настоящий потоп, загнавший его под навес.

Как назло, он оказался прямо напротив этого билборда.

- Hablas español (ты говоришь по-испански)? - пожилая женщина оперлась на ходунки.

- Si, cómo no (да, конечно).

- Я ищу больницу.

- Она всего в двух кварталах вниз по проспекту, сеньора.

- Тебе стоило бы надеть свитер.

- Я отдал его ребенку.

- Зачем?

Глядя на билборд и наблюдая, как дождь стекает ручьями по краю навеса, он рассказал историю малыша Альваро. А затем, поскольку она все еще слушала, он рассказал ей о программе "ПДИД" и мужчине в кафе.

- Qué maravilla (какое чудо), - сказала она.

Они постояли немного в тишине, каждый поглощенный вещами, которые они все еще находили чудесными на странных и непостоянных берегах этого мира.

Он думал о младенце, о неприкрытом порыве жизни, энергии, которую он привнес в это место. Казалось, что мальчик на мгновение встретился с ним взглядом - чужими голубыми глазами, все еще из старого мира, океана утробы его матери. Испуганное морское существо. Он поднял свою маленькую ручку к Оскару в безмолвном приветствии как раз перед тем, как вздохнул, прежде чем его кровь изменила направление движения, прежде чем одни камеры в его сердце открылись, а другие закрылись. Как бы говоря: "Yo te veo, Oscar (я вижу тебя, Оскар)". Я тебя вижу.

Формы раскрытия информации, предоставленные автором, доступны по адресу NEJM.org.

Данное художественное произведение, представленные персонажи и клинические сценарии являются вымышленными.

Эта статья была опубликована 13 октября 2021 года по адресу NEJM.org.

Император империи

Маргарет С. Браво, дипломированная медсестра

Осень 1985 года. Яркие флуоресцентные лампы пронзают мою голову, пока я иду по темному коридору, в котором слабо пахнет мочой. Я чувствую себя опухшей. По моей коже бегут мурашки, она горячая и потрескавшаяся. Одинокая капелька пота стекает под моей рубашкой спереди, и я клянусь, что она пахнет ликером "Southern Comfort". Мои глаза горят. Никогда в жизни мне так не хотелось пить. И никогда в жизни я не была так унижена. Руководитель моей группы, Медицина Б, только что отчитал меня перед всеми за то, что я не запросила посевы крови недавно поступившего пациента, чтобы исключить пневмоцистную пневмонию. По инструкции, каждому пациенту с лихорадкой неизвестного происхождения должен быть сделан посев крови. Мужчина умер 4 часа спустя. По его дыханию Чейна-Стокса было очевидно, что он умирает. Я не хотела причинять ему еще больше боли или оскорблять его. Доктор Майлз О'Салливан думал иначе: "Еще раз выкинешь такой трюк, и вылетишь из программы!" - кричал он на меня перед всей группой во время утреннего обхода.

Сколько я, черт возьми, выпила вчера? Как я все еще держусь на ногах? Почему я не могу вспомнить? Паника снова начинает медленно накатывать. Иди, говорю я себе. Это была просто плохая ночь. Алкоголики не снимают престижных квартир в Нью-Йорке и не заканчивают школу лучшими на курсе. Я же не пью каждый вечер. Девять утра. О, Боже мой. Ощущение, будто уже 2 часа дня. Я не смогу продержаться весь день. Может быть, одна из медсестер даст мне немного Тайленола. Мне бы не помешала пара доз Райзера, но я уже просила 4 на прошлой неделе.

Они заметят, если я попрошу еще раз. Мой пейджер ритмично бьет меня по бедру при каждом шаге. Пройду еще две станции, чтобы обойти восемь пациентов, а потом смогу сделать перекур. Может быть, даже удастся где-нибудь вздремнуть. За 3 месяца в ординатуре я изучила каждый уголок и закоулок больницы.

Мой пейджер сигналит. На экране код - 2530. Я останавливаюсь у настенного телефона и набираю добавочный номер.

- Привет, это Виктория из Медицины Б. Мне все еще смешно называть себя доктором.

- Привет, это Джилл из 6 Миченбург, ты срочно нужна мне здесь. Пациент пытается покинуть больницу. Мне нужно, чтобы ты начала заполнять форму выписки "вопреки медицинским рекомендациям".

- Уже бегу, - вздыхаю я в трубку. Сам он, видите ли, решил выписаться. Все знали, что эта медсестра за всю свою смену ни разу не вошла ни в одну из дверей с красной табличкой "Лихорадка неизвестного происхождения". Подносы с едой стояли у дверей, потому что никто не заносил их внутрь. Скорее всего, пациент сломался от одиночества и изоляции, которые он прочувствовал с лихвой. Меня уже тошнит от этих красных табличек на дверях. С таким же успехом они могли бы написать: "Игнорируйте меня, пока я не сдохну". По крайней мере, я смогу посидеть с Руди после того, как уговорю этого другого парня остаться.

Руди.

Мой Руди. Тощий и покрытый многочисленными пятнами от саркомы Капоши, он все равно выглядел великолепно в королевском сине-алом шелковом кимоно, которое, по его словам, его бойфренд Грег подарил ему в 1978 году. Когда я первый раз осматривала его в июле он схватил мое лицо и начал разглядывать его. - Отличные скулы. Красивые светлые волосы. Но что-то в твоем лице подсказывает мне, что ты не из скандинавов. Странно, но я не испытывала неловкость от его пристального взгляда. Обычно я хочу быть невидимкой.

- Ирландка во втором поколении, - ответила я.

- Мне нравятся ирландцы. Они всегда заливают католический комплекс вины, - протянул он. - Слушай, у тебя не найдется сигаретки?

Я заколебалась. Внезапно потребность услышать историю этого человека перевесила потенциальные неприятности, в которые я могла попасть. К тому же, он был первым человеком, который был добр ко мне с того самого момента, как я приехала в Нью-Йорк.

Я вытащила из рюкзака пачку "Benson & Hedges" и протянула ему.

- Не "Gauloises", но сойдет, - фыркнул он.

- Пойдем на террасу, выкурим по сигаретке.

На террасе он стянул маску, и я прикурила нам по сигарете. Мы затянулись, затем он выдохнул идеальное кольцо дыма и спросил: - Как тебя зовут, симпатичная ирландская девушка? У меня екнуло сердце - к тому утру я весила уже за 100 килограмм и люди не называли меня симпатичной.

- Виктория.

- И откуда у тебя такое английское имя? Разве ирландцы их не ненавидят?

Я вздохнула и объяснила: - В Ирландии есть древний документ, называемый Келлской книгой, который был иллюминирован монахами XII века или что-то в этом роде. Когда королева Виктория посетила Ирландию в 1843 году, она поставила свою подпись на этом бесценном многовековом документе. После этого небольшого инцидента они запечатали его под толстым стеклом. Моя мама всегда говорила, что хочет такую же дерзкую дочь, но я не такая, - закончила я.

Он сухо рассмеялся.

- Ну, мы оба названы в честь членов королевской семьи. Я Руди, он же Рудольф II, император Священной Римской империи, из Ватерлоо, штат Айова. Он лукаво подмигнул и продолжил: - Знаешь, он так и не женился. Может быть, он тоже был забавным.

- Мне нравится, - ответила я. - Мне стоит обращаться к Вам, как к императору?

Он потянулся и указал в окно. - Ты знала, что это здание было построено примерно в то же время, когда ваша королева развлекалась с разными рукописями? Это время называется периодом Второй империи. Посмотри вон на тот забор, - он махнул рукой. Я посмотрела на шесть этажей вниз и увидела красивый черный забор из кованого железа, которого никогда раньше не замечала.

- Вау, он все еще в отличном состоянии.

- В те времена к нему подъезжала запряженная лошадьми карета, и кучера вешали свои фонари на забор. Ты можешь обращаться ко мне как к Императору Империи. Это мои владения, - он сделал широкий жест и рассмеялся.

С тех пор Руди стал для меня больше, чем просто пациентом. Я начинала каждой утренний обход с него, а каждое дежурство в ночную смену мы курили и размышляли о жизни. Он был забавным, резким и непочтительным. Он глубоко верил в меня.

- Ты спасешь нас всех, моя королева. Ты найдешь чудесное лекарство и дашь его нам. Мы с Грегом состаримся вместе.

Мне было трудно смотреть в будущее, когда мое настоящее было таким чертовски тяжелым, но он все еще мог это делать, несмотря на свое физическое истощение. Я удивлялась его неизменно хорошему настроению, когда красивые мужчины вокруг него начали увядать и умирать. Он остро переживал каждую потерю, но, казалось, оставался невозмутимым.

- Вот бедняга, его любимая так и не пришла. Мне так повезло, что у меня есть мой Грег. Когда ты гей в маленьком городке, ты создаешь свою собственную семью. Ты, он и я - мы семья.

Сегодня он был мне нужен.

Потратив полчаса на то, чтобы убедить 22-летнего пациента не уходить, я вышла на террасу и увидела знакомое сине-алое шелковое кимоно. Я начала вытаскивать пачку из кармана.

- Принцесса, я сегодня не в настроении курить, - закашлялся он. - Просто сегодня не лучший день.

- Хорошо, - сказала я, - увидимся позже. Тебе что-нибудь нужно?

- Да, мне нужно, чтобы ты прекратила делать то, что делаешь с собой. Ты сегодня дерьмово выглядишь.

Я покраснела.

- Я просто допоздна работала, я в порядке.

Он с нежностью посмотрел на меня. - Я знаю, Виктория. Пришло время перестать ненавидеть себя. Ты этого достойна.

Откуда ему знать, как мне больно? Какой притворщицей я себя чувствую? Знает ли он, что выпивка - это единственное, что меня успокаивает?

- Эй, мне нужно на обход, - сказала я, собираясь уходить.

- Виктория, я люблю тебя.

- Да, да, я знаю. Я еще вернусь.

Врунья, я сегодня не в настроении для этого.

Когда я заканчиваю последний из своих обходов, мой пейджер загорается, и я слышу тревожный голос над головой.

- Синий код, синий код, Миченбург, первый этаж.

Я срываюсь на бег - вся команда должна присутствовать на всех синих кодах, чтобы изучить методы реанимации.

Мне крышка, если я опоздаю.

Когда я туда добираюсь, то вижу суматоху. Двери больницы открыты, вокруг снуют полицейские в форме.

- Он упал прямо на забор. - Его парень порвал с ним.

У меня подкашиваются ноги. Я уже знаю все без чужих слов.

- Не ходи туда, док, уже слишком поздно. Руки цепляются за меня.

Я протискиваюсь мимо охраны.

В ярком солнечном свете я вижу королевскую сине-алую ткань, развевающуюся на верхушке забора.

О Боже, о Боже, пожалуйста, помоги ему, помоги мне. Я не могу дышать. Все вокруг сжимается.

Я слепо иду по улице, всхлипывая и задыхаясь. Я останавливаюсь, чувствуя тошноту.

Обнаруживаю себя у маленькой каменной церкви и, пошатываясь, спускаюсь по лестнице в подвал, куда, как я уже видела, входили люди. Они сидят на складных стульях, пьют кофе и смеются.

- Могу я вам помочь? - спрашивает мужчина.

- Меня зовут Виктория, и я слишком много пью. Я думаю, что я алкоголик.

- Добро пожаловать, - говорит мужчина. Зал взрывается аплодисментами.

Ты всегда будешь моей семьей, Руди. Я тоже тебя люблю.

Формы раскрытия информации, предоставленные автором, доступны по адресу NEJM.org.

Данное художественное произведение, представленные персонажи, пациенты и клинические сценарии являются вымышленными.

Эта статья была опубликована 13 октября 2021 года по адресу NEJM.org.

Тихий прилив

К. Алессандра Колаянни, доктор медицины

Дэвид настаивал, что дом на реке был не пляжным домиком, а "домом в бухте", т. е. чем-то намного более ценным. Пляжный домик был роскошью; дом в бухте же подразумевал такой уровень состояния, о котором Лена даже не задумывалась, прежде чем принять первое приглашение Лиама на выходные. Но сам дом был скромным. Она могла представить, как владельцы, бабушка и дедушка Лиама, небрежно называли его "кэмпом", как и другие ее друзья с Северо-Востока называли летние дома своих семей. Они всегда располагались на озере, реке, или, в крайнем случае, на пруду. Она уже знала, что близость к воде была важна, даже если из-за этого дома выглядели не столь величественно. Легкая потрепанность на самом деле была признаком чести. Возможно, видимым сигналом того, насколько приземленными оставались владельцы, несмотря на их богатство.

Их компания из девяти человек собиралась каждый июнь с первого курса медицинской школы, празднуя ежегодную передышку от знойного балтиморского лета, когда солнце уже с рассвета испепеляло воздух запахом застоявшейся мочи и превращало даже короткую прогулку в невыносимую пытку. Теперь они разбрелись, чтобы начать настоящую врачебную практику. Все они были на пути к окончанию интернатуры с дипломами и кучей боевых историй. Себ прилетел на встречу из штата Вашингтон, Дэвид из Техаса, Лиам и остальные из Бостона, а Лена в последнюю минуту нашла способ поменяться одним из положенных ей "золотых выходных", впихнув бутылку вина в руки своего коллеги-интерна с благодарностью, скорее похожей на мольбу.

Знак на границе штата сообщал, что она въезжает в "Страну отдыха", название, которое вызывало картинки тематического парка в воображении Лены. Летний парк штата Мэн не был кричаще-вычурным, представляла она, он пульсировал сдержанной аристократической роскошью: он мог похвастаться вечеринками с запеченными омарами и шортами в морской тематике, безмятежными прогулками по лесу и наблюдением за птицами, осторожным выбором плавок и купальников, мурашками после утренних купаний в океане, хостесc по имени Элизабет, которую все называли "Бутси".

Она выдохнула только после того, как ее машина пересекла границу. Год интернатуры определенно сделал ее суевернее, более склонной видеть в стаях птиц предзнаменования смерти, никогда не использовать слово "тихо" в ночную смену, задерживать дыхание, проезжая через туннель или по мосту, или, как сейчас, через границу. Кто-то в ее детстве обещал, что любое желание, которое она загадает, задержав дыхание, сбудется, и она верила в это настолько долго, чтобы это превратилось в привычку. В последнее время, однако, Лена не могла собраться с духом, чтобы пожелать чего-то конкретного, испуская вместо этого какую-то бессловесную, беззвучную вибрацию, твердящую что она со всем справится. Не понятно только, с чем именно.

Выходные в доме в бухте обычно наполнялись невидимой, наполняющей душу энергией, совершенно отличной от удовольствий соблюдения традиций и единения; Лена верила, что это связано с приливами, но она бы никогда этого не признала. Дэвид однажды сказал ей, что приливы в доме были обратными из-за особого расположения мыса бухты, где река впадала обратно в океан. Хотя он был склонен к преувеличениям, а иногда даже к откровенной лжи, если это могло приукрасить его рассказ, она никогда не проверяла этот факт, предпочитая верить, что магия бухты была частью ее географии, неразрывно связанной с Луной.

К ее машине подбежали два бостонских терьера, когда она свернула на гравийную подъездную дорожку; тощий, как паук, Себ вывалился из дома вслед за ними. У нее вырвался неожиданный смешок, и она ступила на твердую землю, пахнущую сосной.

Себ сжал ее в долгих объятиях. - Ты выглядишь изможденной, - сказал он наконец. - Тебе кто-то запрещает есть?

- Она великолепно выглядит, - вмешался Пол, возникнув позади нее. Он поднял ее и начал раскачивать, как ребенка.

- Ты как раз успела на устриц!

За устрицами последовал ужин. Все вели неспешные беседы, наполняли бокалы вином и наслаждались отсутствием пейджеров. Ночь выдалась прохладной и Лиам развел костер. Летом так далеко на севере в лучшем случае стоит прохладная погода. Пол сгреб устричные раковины и с характерной помпой бросил их в очаг. Дэвид прочитал короткую лекцию о том, что раковины трескаются и взрываются при высоких температурах из-за содержащегося в них карбоната кальция. Вино приятно гудело в голове Лены, но, когда затрещали устричные раковины, она почувствовала, что выходит из собственного тела, чтобы посмотреть на обстановку вокруг нее, пока сама она больше не принадлежала к этой группе шумных молодых людей. В комнате стало слишком жарко.

Желая отвлечься, она удалилась на кухню со своим телефоном. Здесь домашний Wi-Fi в кои-то веки начал работать. В единственном новом имейле стояла тема "Пациент Хартфорд скончался". Кто-то в детской больнице подумал, что это Хорошая Идея, знак закрытия дела для тех, кто заботился о ребенке. Но они включали в рассылку имена всех врачей, которые когда-либо были в карте пациента, поэтому уведомления о смерти появлялись между бюрократическими напоминаниями об утренней выписке пациентов и призывами завершить учебные модули. Она обнаружила, что совсем не помнит пациента Хартфорда, возможно, знала... его или ее- только мимоходом, проведав на обходе как-то раз в выходные или составив консультационную записку в качестве одолжения для коллеги-интерна. Тот факт, что она не помнила ребенка, но знала, что кто-то прямо сейчас по нему плачет, еще больше отдалял ее от самой себя. Она даже испугалась, когда появилась рука и осторожно вытащила телефон из ее побелевших и почти окаменевших от напряжения пальцев.

- Мошенница, - чопорно сказал Себ. Они договорились убрать свои телефоны на все выходные, поэтому она проворчала что-то насчет заряда батареи и неуверенно направилась к задней двери.

Ветер шелестел соснами над головой; не находя себе места, она сняла туфли и пошла через двор, вниз по склону к реке, пока не добралась до деревянного причала. Она дошла до конца, прислушиваясь к черной воде внизу, когда услышала какое-то шевеление совсем рядом. Повернувшись, она увидела или, скорее, почувствовала, как мимо нее пронеслась большая птица. Она пролетала так близко, что испуг отбросил девушку назад и она упала через перила в реку, прежде успела закричать.

Шок от холодной даже летом воды заставил ее вернуться в свое тело. Она почувствовала, как течение подхватило ее, и когда она вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, то инстинктивно поплыла. Не привыкшее к физическим нагрузкам тело сопротивлялось, но она скользила вперед и в конце концов почувствовала, что ее конечности снова стали ее частью. Когда она подняла глаза, то увидела перед собой дерево: ее отнесло к острову в 50 ярдах вниз по реке от причала. "Может я смогла бы здесь жить", - подумала она, подтягиваясь по скалам, - "и никогда не возвращаться в больницу". Ее предплечье болело, и когда она посмотрела вниз, то увидела длинную царапину и несколько капель крови. Вдалеке она едва могла разглядеть огни дома. Запыхавшись, она села.

Некоторое время спустя Лена поняла, что ей стало довольно холодно. "У меня может быть переохлаждение", - подумала она и внезапно вспомнила неудачную реанимацию 4-летнего ребенка, который упал в открытый домашний бассейн в январе того года. Именно Лена предложила промывание брюшины, именно она принесла жидкость для разогрева. Все это происходило рядом с рыдающей матерью ребенка, которая уже чувствовала, что все усилия команды будут тщетны. Она представила, как ее друзья найдут ее сандалии на заднем крыльце; как они будут шутить; как их настроение перерастет в беспокойство, затем в страх, и, наконец, в панику. Звук разносился по воде, но река была громкой, и она не была уверена, что они услышат ее зов, или что она услышит их.

Течение показалось ей сильнее, чем раньше, когда она снова спустилась в воду, и стало холоднее. Ее мышцы болели, она продолжала поднимать голову вверх из воды, чтобы оценить, как далеко она продвинулась. Каждый раз с растущим ужасом она видела, что причал находился на одном и том же расстоянии от нее. Она задержала дыхание, беспокойство нарастало, ей хотелось быть крепче, брыкаться сильнее. Пока она боролась, она почувствовала, как ее желание вернуться окрепло в груди, превратилось в цель. Затем что-то изменилось; луна над головой стала ярче; течение, казалось, растворилось вокруг нее. Она почувствовала, как ее гребки удлинились, вода и ее тело теперь работали в тандеме, неся ее обратно к берегу. Тихий прилив.

- Какого черта, Лена? - спросил Себ, когда она, наконец, поднялась обратно на холм. - Где тебя носило?

- Меня не было, - сказала она, пока речная вода капала с ее джинсов на светлый деревянный пол. - Думаю, теперь я вернулась.

Формы раскрытия информации, предоставленные автором, доступны по адресу NEJM.org.

Данное художественное произведение, представленные персонажи и клинические сценарии являются вымышленными.

Эта статья была опубликована 13 октября 2021 года по адресу NEJM.org.